Сокровища ханской ставки

– Признаюсь, на миг у меня возник соблазн поверить в крокодила, который прячется в здешнем озере, время от времени вылезает на берег и пожирает заплутавших путников. Таким образом, можно было бы закрыть дело и возвращаться домой. Однако мое отличие от обычного следователя состоит в том, что я не службу несу, но работаю не за страх, а за совесть.

Так или иначе, крокодилья версия продолжала существовать и даже получила дополнительные подтверждения. В частности, уверенность Загорского несколько пошатнула Варвара Евлампиевна, ходившая на озеро ночью кормить никому не известное чудище. Отгрызенная голова Саара тоже как будто говорила в пользу этой версии.

И тогда действительный статский советник решил пройтись по избам и побеседовать с местным населением. Экспедиция эта, надо сказать, вышла чрезвычайно содержательной. Выяснилось, что почти никто из опрошенных ничего не знал о живущем в озере крокодиле. То есть не было на этот счет ни легенд, ни сказаний – ничего. Что, вообще говоря, выглядело очень странно. Народная фантазия устроена таким образом, что ей дай только повод – она тут же и разродится песнями и былинами. А тут как раз и повод такой благодарный – гигантский ящер, а в деревне как будто только вчера о нем услышали.

Нестор Васильевич, однако, решил довести эксперимент до конца и отправился к местному старожилу и сказителю деду Семену. Зайти он решил издалека и попросил Семена спеть какие ни то песни, которые самому сказителю больше всего нравились. Деда словно подменили – глаз его зажегся молодым огнем, подагрические руки легко легли на струны домры, голос, до того хриплый, каркающий, очистился и повел песню ровно и мелодично. Не без удовольствия прослушав три былины, действительный статский советник спросил, нет ли у него сказаний про крокодилов, драконов, змеев или подобных же гадов.

Дед кивнул не совсем уверенно, и, отложив в сторону домру, повел неспешное повествование про дракона, захватившего озеро Листвянка, да про попа, который его кормил, а после отдал дракону свою собственную дочь. Сказание это, в отличие от предыдущих, на музыку не было положено, да и знал его дед Семен нетвердо, периодически сбивался с ритма и путал слова. На вопрос же, насколько давнее это сказание, дед отвечал в том смысле, что, надоть, давнее, только он его раньше не слыхал.

– А откуда же узнали? – спросил Нестор Васильевич.

Оказалось, несколько дней назад – сколько именно, он и не упомнит – нашел он у себя во дворе грамотку старинную. А в грамотке вся эта былина и была изложена, осталось только выучить ее да на музыку положить. Ну, выучить-то он выучил, а на музыку положить еще не успел. Но это дело несложное, это он как ни то спроворит.

Действительный статский советник спросил, нельзя ли посмотреть эту старинную грамотку, на что дед Семен, конфузясь, отвечал, что грамотку он где-то посеял и найти не может.

– Вы что же, думаете, это я грамотку написал и подсунул ее старику? – возмутился Ячменев.

Нестор Васильевич заметил, что ничего подобного он не говорил. Однако стало очевидно, что кто-то очень хочет, чтобы убийство в селе Розумихино списали на безответную и, скорее всего, несуществующую рептилию. Естественным образом под подозрение попал Дмитрий Сергеевич как наиболее рьяный защитник крокодильей теории. Вдобавок, вряд ли кто-то кроме него смог бы стилизовать сказание под старинный слог и записать его в соответствии с тогдашней грамматикой.

Впрочем, история с фальшивой грамоткой оказалась тут вовсе не главной. Из разговора с дедом Семеном Загорский вынес куда более важную вещь. Одно из сказаний, которые спел рапсод, повествовало о золотом коне Батыя.

– О, это должно быть очень интересно! – заявила Варвара Евлампиевна. – Вы нам расскажете об этом коне?

Действительный статский советник отвечал, что такой прелестной барышне он готов рассказывать хоть обо всех конях Золотой орды. Она подняла бровь: господин Загорский, кажется, решил за ней приударить?

– Как это ни грустно, но нет, – покачал головой Нестор Васильевич. – Просто я до глубины души восхищен вашей выдержкой и самообладанием.

– Да никакой нет у меня ни выдержки, ни самообладания, – заметила Варвара Евлампиевна, – просто я ни в чем не виновата. Однако же вы обещали рассказать об этом вашем коне Чингис-хана.

– Не Чингис-хана, а Бату-хана, или, попросту, хана Батыя, – поправил ее Нестор Васильевич. – Несмотря на некоторую брутальность моей профессии, я джентльмен, и не могу отказать даме в такой малости. Итак, золотой конь Батыя, а, точнее сказать, золотые кони – это предметы, имеющие необыкновенную историческую, археологическую и просто материальную ценность. До сего дня они считались утраченными безвозвратно.