Сокровища ханской ставки

– Вот только случилось это не ранее, я думаю, чем во второй половине двадцатых годов прошлого века, когда Лавров учился в Париже, – продолжал полковник. – Так вот мой к тебе вопрос: когда его работа успела стать вашей семейной реликвией?

– Примерно в то же время, – не моргнув глазом, отвечал Отто фон Шторн.

По его словам, бронзовая скульптура была свадебным подарком его деда своей невесте. Потомки долго эту скульптуру искали и вот, наконец, стало известно, что она была увезена отцом полковника Лукова. Теперь же они очень хотят ее вернуть. Художественная ценность скульптуры невысока. На «Сотбис», конечно, продать можно, но больших денег не выручишь. А для их семьи она очень, очень важна!

Полковник насмешливо глядел в лицо американскому жулику. Ну, разумеется, и ценность невысока, и вообще, смысла в ней никакого особенного нет. Именно поэтому господин фон Шторн вломился в квартиру в отсутствие хозяина. А знает ли он, что эта его, как он говорит, ошибка, может потянуть на семь лет заключения в местах не столь отдаленных?

Отто фон Шторн побледнел. Как это – семь лет? А вот так, отвечал полковник. Взлом квартиры считается квалифицированным ограблением, это не удочкой кошельки через форточку вытягивать. А если учесть, что влез он в квартиру к человеку, который по роду своей работы был связан с государственной тайной, тут уже попахивает не просто ограблением, а и шпионажем. А это совсем другой коленкор. За это, прямо скажем, можно такой срок получить, что домой, в Америку, больше не вернуться никогда. До двадцати лет дают за такие преступления. Не говоря уже о том, что сидеть в российской тюрьме – само по себе удовольствие ниже среднего… Впрочем, это уже не его, полковника, дело. Пусть этим занимается полиция и российский суд, известный своей суровостью по отношению к иностранным шпионам.

Услышав эти слова, фон Шторн, до того просто бледный, сделался белым, как простыня.

– О’кей, я просить вас, я умолять, я не хотеть ничего плохого, – забормотал он. – Я просто хотеть узнать о судьбе семейной реликвии.

– Вот и узнаешь – в тюремной камере, – отвечал полковник и показал ему пистолетом вниз. – Руки за голову и носом в пол, быстро!

Американец несколько секунд оцепенело смотрел на него, потом поднял руки, словно защищаясь. Хорошо, пробормотал он, хорошо… Он все расскажет господину Лукову. Но сначала он должен уточнить, действительно ли интересующая его скульптура находится в доме полковника?

– Можешь не сомневаться, – сурово отвечал Александр Анатольевич.

В таком случае, все в порядке. И он, Отто фон Шторн, приглашает уважаемого полковника поучаствовать в его предприятии.

– Что за предприятие? – деловито осведомился Луков. – Денежное?

Незваный гость кивнул: весьма денежное. Более того, он уверен, что господин полковник в жизни своей не мечтал о подобном. Речь идет о миллионах долларов. Что известно господину полковнику о золотых конях Батыя? Ничего? В таком случае, он расскажет…

И фон Шторн, торопясь и перемежая русские фразы английскими словами, взялся за повествование. Луков слушал его историю молча, не перебивая, только глаза его, от старости, кажется, совершенно выцветшие, время от времени вспыхивали неясным огнем.

– Значит, ты считаешь, что выбитые на скульптурах номера – это географические координаты – градусы, минуты и секунды? – спросил он, когда американец, наконец, умолк.

Тот кивнул: не просто считает, он в этом уверен. Всего скульптур в доме деда было восемь. Однако в письме, которое оставил дед, есть фотографии лишь шести из них – именно они являются ключом к местонахождению золотого коня. Так вот, последние лет тридцать он, Отто фон Шторн, потратил на то, чтобы проследить судьбу пяти скульптур, найти их и выкупить. Одну он нашел в краевом музее, другая украшала кассу в провинциальном зоопарке, третью увез в Швецию любитель сувениров, четвертая оказалась у русского издателя, пятая… Впрочем, это все неважно. Важно, что из шести скульптур не найденной осталась только одна – та самая, которую увез отец полковника Лукова. Если он узнает, какой на ней номер, они смогут найти золотого коня и продать его коллекционерам, а деньги после этого поделить между собой в разумных пропорциях.

Полковник слушал его вполуха, а сам думал о чем-то.

– Это все хорошо, конечно, – перебил он гостя, опуская пистолет и головой указывая американцу на диван. – Но как же понять, какие цифры обозначают градусы, какие минуты, а какие – секунды?

Фон Шторн, забравшись на диван, отвечал, что это очень просто. Все статуэтки стояли в доме в определенном порядке. Первая означала градус восточной широты, вторая – минуту, третья – секунду. Четвертая указывала на градус северной долготы, пятая – на минуту, шестая – на секунду.

– Но ведь скульптуры пропали из дома, как же установить верный порядок, в котором они стояли?

Фон Шторн улыбнулся. Его дед был предусмотрительный человек. Он понимал, что изваяния не привязаны к местам и могут быть увезены или просто украдены. Поэтому он сочинил стишок, который позволяет установить порядок расстановки скульптур.