– Есть, есть лекарство, которое проблему решает, – горячо повторил полковник, глядя во внимательные глаза Воронцова. – Раз и навсегда решает притом. Оно просто вытесняет больной ген, и человек становится здоровым. Один раз его принял – и все. Но цена этому препарату – больше двух миллионов. И не рублей, Сереженька, а долларов! И откуда, скажи, могу я достать такие деньги? Ниоткуда. И ты не достанешь. Так, может, это Бог мне такой шанс дает? Может, вся эта история с золотым конем только потому и началась, что нужно спасти жизнь одному мальчишке. И пока есть хоть какой-то шанс, я не отступлюсь.
Воронцов только руками развел беспомощно. Да он ведь и не отговаривает, но невооруженным глазом видно, какая это все авантюра. Ну, предположим, найдет Луков статуэтку, посмотрит, что у нее там за номер. А дальше что? Ехать с фон Шторном в Германию? Как только золотой конь окажется в руках американца, он просто избавится от Лукова. Прирежет, как барана. И все его благие намерения на этом и кончатся.
Полковник упрямо мотнул седой головой: не прирежет. Для того он всю историю Воронцову и рассказал.
– Фон Шторн знает, что друг мой, генерал КГБ, случись чего, его из-под земли достанет. Так что ему дешевле будет от меня откупиться.
Воронцов покачал головой: ну, спасибо, удружил. Еще и его к этой афере приплел. Ему девяносто уже, он сам на ладан дышит, кого и как он сможет достать? Ну, так американец-то этого не знает, возразил Луков, у них на слова «генерал КГБ» одна реакция – поджилки начинают трястись. А то, что КГБ уже тридцать лет, как не существует, а генералу триста лет в обед, такие тонкости никого не волнуют. Единственное, что они там у себя усвоили – что у КГБ длинные руки. И никто не хочет, чтобы эти длинные руки взяли его за горло. Так что ничего, не убьют его. А главное сейчас – любыми средствами добраться до статуэтки.
Генерал еще немного подумал, почесал нос. Ладно, сказал он, шансов ноль из ста, но попробуем. И попробуем одновременно с двух концов. Он, Луков, составит заявление в Московское управление ФСБ. В заявлении этом он попросит выдать ему дело его отца, незаконно репрессированного в 1947 году и реабилитированного в 1957 за отсутствием в его действиях состава преступления.
– Они, конечно, упираться будут, тысячу бумажек и справок попросят, но это ничего, продавим, – уверенно сказал Воронцов. – В конце концов, ты же человек из системы, заслуженный ветеран спецслужб. Сейчас это ценят, не то, что в девяностые. Я, со своей стороны, попытаюсь зайти с черного хода, через свои связи. Скажу, что для книги нужно – о героизме и гуманности работников НКВД-МГБ в послевоенные годы.
– Гуманности? – удивился Луков.
– Ее, матушки, – кивнул Воронцов. – Сейчас, понимаешь, мода пошла на гуманность и человечность и не просто каких-то обывателей, а именно, что спецслужб. Доказано, что даже во время репрессий в советское время рядовые работники органов как могли, спасали людей, отмазывали их от высшей меры, старались смягчить наказание.
– Кем доказано? – спросил полковник с невинным видом.
Генерал поглядел на него свирепо. Да он издевается, что ли? Говорят ему – доказано, значит, доказано! Или он что, не верит в гуманность родных органов?
– Верю всякому зверю, а ежу погожу, – ухмыльнулся Луков.
Такой уж, видно, был у полковника зловредный характер, что даже в самых сложных и драматических обстоятельствах продолжал он над всем ехидно посмеиваться.
– Знаешь, Сашка, если б я тебя не знал сто лет и не дружил с тобой еще столько же, я бы тебя лично своими руками расстрелял – как человека, дискредитирующего специальные службы, – сказал Сергей Сергеевич.
Полковник отвечал, что у них расстрел законом не предусмотрен, а Воронцов на это ответил, что для него, Лукова, можно было бы сделать исключение. Так, привычно поддевая друг друга, кажется, обрели они наконец более-менее устойчивое расположение духа. Теперь можно было браться за дело, каким бы ни казалось оно трудным и бесперспективным.
– Нет такого дела, с которым не справились бы генерал и полковник, пусть даже и в отставке, – заметил Луков.
Генерал рассеянно покивал, что-то соображая. В голову ему пришла новая мысль.
– Знакомства знакомствами, но народ нынче пошел жадный, – проговорил он озабоченно. – Может такое случиться, что понадобится кое-кого подмазать.
– Это сколько угодно, – кивнул полковник. – Фон Шторн все оплатит. Как говорится, в его интересах.
– Ну, и ладушки, – успокоился генерал, – будем считать это немецкими репарациями за ущерб, нанесенный нам в Великой Отечественной…
Эпилог. Трудные вычисления
Сергей Сергеевич, наконец, умолк – кажется, долгий рассказ утомил его.