Графиня Алефельдт-Лаурвиг поведала мне еще одну уникальную историю, связанную с кончиной в 1956 году великого князя – супруга Матильды Феликсовны. Разбирая после смерти отца его бумаги, сын Вова наткнулся на розовое письмо, адресованное в Брюссель одной русской баронессе. В письме сообщалось, что эта самая баронесса была единственной настоящей любовью Андрея Владимировича. Обескураженный Вова показал письмо матери. И вот разъяренная донельзя Кшесинская на такси отправляется в крипту собора Александра Невского на Рю Дарю в сопровождении графини Лилианушки. Приблизившись к гробу еще не преданного земле великого князя, она принимается колотить клюкой по крышке гроба, проклиная усопшего. Вскоре она выбилась из сил и, обращаясь к графине, сказала:
– Впрочем, он мне не дарил много драгоценностей. Вот Ники и его дядя, другой великий князь, те дарили много, а этот – нет! Но стоило мне показать эти подарки, он почему-то стал щедрее.
Однако и Кшесинская не была слишком верной супругой. Частым партнером по карточному столу у балерины был супруг Любови Николаевны Егоровой, также балерины Мариинского театра, красавец князь Никита Сергеевич Трубецкой. И когда в 1963 году князь ушел в мир иной, Кшесинская в самом глубоком трауре явилась на его отпевание в Кафедральный собор Александра Невского, плакала и пыталась вызвать соболезнования к себе, а не к супруге – балерине Любови Егоровой.
Прекрасно зная, что графиня Алефельдт-Лаурвиг не стеснена в средствах, нуждавшаяся в них Матильда Феликсовна предложила той снимать комнату в своем доме и больше не останавливаться в отеле «Плаза Атенее». Графиня так и поступила. Это решило ее судьбу. Потому что именно в доме Кшесинской в 1958 году Лилиан познакомилась с Сергеем Лифарем. Матильда Феликсовна ценила его как танцовщика и хореографа, часто приглашала в гости.
Лилиан сразу заинтересовалась этим красавцем, одетым в черный свитер под горло, с орлиным профилем, черными волосами, зачесанными назад. Вскоре Лифарь пригласил ее в свою гарсоньерку, забитую доставшимися в наследство от Дягилева книгами, эскизами, бумагами, костюмами, балетными пуантами и множеством сувениров, принадлежавших великим русским балеринам. Там же стояли три неразобранные новогодние елки. Все эти сокровища покрывал толстый слой пыли.
Когда Лилиан предложила навести порядок, Лифарь сказал:
– Не тревожьте пыль веков.
В ту пору Сергей Лифарь, уволенный с поста директора Гранд-Опера и очерненный в общественном мнении Франции как коллаборационист, продолжавший работу во время немецкой оккупации Парижа, существовал на скромную пенсию. В годы оккупации Серж Лифарь дружески сошелся с министром пропаганды Германии Геббельсом и на его личном самолете летал в Киев для встречи с родственниками. Об этом мне рассказала русская прима-балерина Ирина Баронова.
При этом сложно переоценить его вклад в балетное искусство и культуру. Кроме того, что Лифарь создал около двухсот балетов, именно он пригласил Марка Шагала в Парижскую оперу и на собственные деньги заказал художнику роспись потолочного плафона. Именно он добился того, что площадь за зданием театра получила имя Сергея Дягилева. Памятник на могиле Сергея Павловича в Венеции на кладбище Сан-Микеле установлен на личные средства Лифаря. Он же оплачивал госпиталь тяжелобольному Вацлаву Нижинскому, а потом поставил надгробную плиту на его могиле. Лифарь создал Иветт Шовире и Нину Вырубову, сохранил колоссальный архив Дягилева, выкупил письма Пушкина, Лермонтова и Ремизова…
Тем не менее у Сержа Лифаря был особый характер. Он ревниво относился к другим мужчинам-танцорам, долгие годы был в ссоре с солистом и близким другом Сергея Дягилева Антоном Долиным. По словам хорошо знавшего Лифаря Пьера Лакотта, в знак примирения с недругом он подарил ему свой портрет в роли принца Альбрехта в «Жизели», который также был коронной ролью и Долина в паре с Ольгой Спесивцевой, с надписью на память: «Лучшему в мире Иллариону!»
Лифарь написал много книг о балете, но, по словам Натали Обержонуа, его литературным секретарем и соавтором этих книг был известный в дореволюционной России балетный критик Александр Алексеевич Плещеев, живший в Париже в те годы, муж актрисы Екатерины Николаевны Рощиной-Инсаровой.
Судьба не всегда благоволила к Лифарю, и на момент знакомства с Лилиан Алефельдт-Лаурвиг единственный контракт, которым он мог похвастаться, – это приглашение в Хельсинки на восстановление его собственной постановки «Ромео и Джульетта» с балериной Дорис Лейн в партии веронской отроковицы.
Забавный эпизод из этих гастролей мне в 1991 году рассказала финская балерина Эльза Сюльвестерссон, русская по маме.
В 1935 году великая ученица Агриппины Вагановой Марина Семенова была приглашена танцевать «Жизель» в Гранд-Опера с Сергеем Лифарем, с которым они не сошлись характерами. Лифарь вспоминал в Хельсинки:
– Семенова была ужасной, во время поклонов все время вылезала вперед!
Позднее и Марина Семёнова преподавала в Хельсинки и вспоминала: