Сокровища кочевника. Париж и далее везде

Очерняя в своих воспоминаниях имя Лифаря, Тихонова имела наглость обращаться к графине за помощью. Так, плача и хромая, эта Карабос появилась однажды в гостинице «Лотти» и объявила, что вынуждена продать свою мебель в стиле рустик и перебраться в комнату для прислуги, если Лилиан немедленно не даст ей десять тысяч франков. Лилиан тут же выплатила требуемую сумму. Но на следующий день Тихонова вернулась и попросила еще пять тысяч. Таким образом получив за два дня пятнадцать тысяч франков, Тихонова отправилась на уикенд в Бретань.

– Хороша старушонка – божий одуванчик! – негодовала графиня, которая всего на четыре года была моложе Тихоновой.

«Карабосом номер два» графиня Альфельдт называла знаменитого балетного критика Ирен Лидову, вдову балетного фотографа Сержа Лидо. Она жила в роскошном 16-м квартале на улице Черновиц. Ее квартиру украшала огромная библиотека из красного дерева в стиле ампир, бронзовые вазы с цветами из католического собора, низкие лампы с романтическими абажурами, фотографии ее прославленного мужа и красивый портрет Ирен в холле кисти Натальи Гончаровой. Ирен была урожденной Каминской, она появилась на свет в Москве в 1907 году, после революции перешла по замерзшему Финскому заливу границу и уехала в Париж. После учебы в Сорбонне она много писала для парижских журналов, прожила 95 лет и считалась крупнейшим балетным критиком и экспертом. Была дружна с Борисом Кохно, Милорадом Мисковичем, училась балету у Ольги Преображенской, много работала с Роланом Пети и Зизи Жанмер в 1940-е годы. Была организатором Балета Елисейских Полей и награждена орденом Искусств и литературы. Эта уникальная гранд-дама балета была дружна со мной, часто приглашала в гости и любила долго говорить по телефону. Знала о балете всё и помогла многим – Владимиру Деревянко, Тони Канделоро, Галине Пановой…

У графини Алефельдт была мечта – открыть в Киеве музей Сергея Лифаря, издать книгу его воспоминаний и сделать выставку его архива. Мечта, к сожалению, полностью не осуществилась.

Юрий Любимов

Известие о том, что Юрий Петрович Любимов в Лондоне принял решение не возвращаться в СССР, потрясло всех нас до глубины души. Я помню большую статью и интервью с ним в тогдашнем рупоре культурной жизни за границей – парижской газете «Русская мысль», интервью на Би-би-си и по «Голосу Америки». Все были просто взбудоражены – каких мастеров теряла Россия!

Не скрою, я сразу захотел познакомиться с Юрием Петровичем, тем более что он мгновенно получил массу контрактов в ведущих театрах мира. Один из первых – в Мюнхене. Там его переводчиками стали мои друзья из числа молодежи Второй эмиграции – полиглоты братья Юра и Миша Перуанские и талантливый художник барон Андрей фон Шлиппе. Несмотря на нашу юношескую дружбу, они с ревностью отнеслись к моим планам познакомиться с Юрием Петровичем в Мюнхене и несколько преградили мне возможные контакты с ним. Прошло некоторое время – и вдруг как гром среди ясного неба в моей парижской квартире раздается телефонный звонок от самого Юрия Петровича:

– Саша, я хочу предложить вам спектакль в Германии, мне надо срочно с вами встретиться. Я давно вас разыскиваю и с трудом нашел ваш телефон…

Счастью моему не было предела! Я сел в такси и помчался на съемную квартиру Юрия Петровича в Париже, возле Триумфальной арки в 16-м арондисмане. В те дни Юрий Петрович то ли репетировал, то ли ставил «Набукко» в Гранд– Опера – мне посчастливилось увидеть и эту работу мастера.

Юрий Петрович умеет расположить к себе людей, если захочет. С первых мгновений я попал под очарование харизмы этого режиссера. Он сделал мне предложение – создать костюмы к «Евгению Онегину» в Бонне. Сказать, что я был счастлив, – это ничего не сказать, ведь в ту пору я в основном работал для балетных постановок.

Гениальный режиссер, Юрий Петрович четко и ясно поставил задачу – костюмы к «Евгению Онегину» должны быть предельно точны и верны эпохе – 1820-м годам, – но монохромны! Он выбрал лишь три цвета времени – краски драмы и трагедии – белый, черный и красный, и все сделанное мной, кроме хора крестьян, должно было быть решено в этих цветах. Они созвучны Пушкину, но и 1980-м годам.

Я окунулся в работу с головой. К счастью, в Париже прекрасные библиотеки – так что материала для исторической канвы мне было предостаточно. Работая для Любимова, я чаще всего ходил, по совету Ростислава Мстиславовича Добужинского, в Библиотеку декоративных искусств на улице Риволи. Дома в Париже у меня были прекрасные книги о русских акварельных портретах и миниатюрах пушкинской поры, купленные в Югославии. В 1982 году мне посчастливилось побывать на премьере «Евгения Онегина» в Гранд-Опера, где Татьяну пела Галина Вишневская. Мне очень понравилось художественное решение того спектакля, особенно костюмы, так много тафты и кисеи – меня это просто восхитило. Но Любимов был режиссером совсем другого жанра.