Сокровища кочевника. Париж и далее везде

На сцену добавили яркий свет, проявился хор и певцы, декорации и костюмы заиграли своими фактурами и формами… А в день премьеры оскорбленный Юрий Петрович не приехал в театр и, соответственно, не вышел на поклоны. Все аплодисменты зала достались Максимилиано Вальдесу и мне.

Я получил страшный нагоняй от Пола Хернона:

– Из верности режиссеру Любимову вы не должны были кланяться публике!

Я ответил:

– Премьера в Бонне для меня – большое событие, я честно делал свою работу и очень горжусь ею.

– Тогда я сделаю все, чтобы вы больше никогда не работали с Любимовым, – сказал Хернон.

Видимо, слов на ветер он не бросал, и «Кольцо Нибелунгов» мне оформить не довелось.

А тогда, на премьере «Евгения Онегина», в зале присутствовали мои коллеги и друзья – Валерий и Галина Пановы, которые меня очень хвалили. Мне сразу предложили работу в Венской опере, но контракт не состоялся.

В ту пору в Боннской опере работала еще одна приглашенная русская – сопрано Наталья Троицкая, она пела в том сезоне «Тоску» и оценила работу Юрия Петровича.

Иного мнения была театровед Леночка Ракитина, тогда (в 1987 году) только покинувшая СССР. Она сказала мне: «Кажется, что оперу делали не русские люди». Ей все абсолютно не понравилось. Сколько людей – столько и мнений.

Два года спустя судьба вновь свела меня с Юрием Петровичем в Израиле. Он жил тогда какое-то время в просторном пентхаусе хореографа Валерия Панова в Иерусалиме, с которым очень дружил, а я много тогда с ним работал. Мы ночевали с Юрием Петровичем в соседних комнатах, много говорили о прошлом. Он вспоминал свою первую жену Людмилу Целиковскую, очень помогавшую ему в создании Театра на Таганке, рассказывал мне о съемках фильма «Кубанские казаки», о своей настоящей фамилии – Чернобровкин…

Но это была уже другая эпоха, Любимова вернули на Таганку, и он продолжал параллельно делать постановки на Западе. О своем возвращении в СССР рассказывал:

– Когда я прилетел в Москву и открыл дверь квартиры своим ключом, меня поразило количество пыли и то, что в раковине стояла моя недопитая чашка с кофе, которую я оставил, когда улетал в Лондон. Значит, с обыском не приходили.

Самая розовая японка

На протяжении 1980-х годов Париж находился в глубоком потрясении от личности Масако Ойя – чрезвычайно экстравагантной японки, седьмой по богатству женщины мира, предпочитавшей одеваться в вещи исключительно розового цвета. Ее в Париже так и прозвали – «Самая розовая японка». В месяц ее доход составлял два миллиона долларов.

Масако Ойя (1920–1999) родилась и жила в Осаке, но регулярно наведывалась в столицу Франции, поскольку больше всего на свете любила посещать светские рауты. Она обожала классический балет, приезжала на все гала-представления французских и советских танцовщиков. Любовь к балету была столь велика, что она наняла педагога по классическому балету, научилась ходить на пуантах и, замерев в позе «арабеск», несмотря на довольно плотное телосложение, поднималась в поддержках. Также мадам Ойя старалась не пропускать оперные постановки и громкие праздники вроде 200-летия со дня взятия Бастилии, которое отмечалось 14 июля 1989 года. Специально по этому поводу мадам Ойя на собственные средства иллюминировала Эйфелеву башню. Эта самая подсветка по сей день включается с наступлением темноты, сверкая и переливаясь на фоне темного неба.

Во Франции у мадам Ойя был собственный замок д'Умьер недалеко от Компьеня, который я посещал вместе с хореографом Пьером Лакоттом. Это был импозантный замок XVII века с полем для гольфа на 17 лунок. Когда она только решила обзавестись собственной резиденцией, ей на выбор предложили около пятидесяти вариантов.

– Первый замок мне совсем не понравился, – говорила она. – Второй – тоже не то чтобы очень понравился. И третий был не по душе… Четвертый – тоже был нехорош…

Представьте себе, она помнила все замки и перечисляла недостатки каждого. К счастью, двенадцатый по счету ее практически устроил, на нем она и остановилась.

– Очень удобный, недалеко от Парижа, но дизайн – отвратительный. На потолке летали какие-то ангелочки, они меня напугали. Тогда я стала торговаться. Торговалась три дня! Когда мы сошлись в цене с владельцем замка, я предупредила, что оплачивать сделку на французской земле не буду – слишком высокий налог. Рассчитаюсь с вами в самолете наличными.

Так она и поступила – купила хозяину замка билет на самолет и передала необходимую сумму наличными прямо на борту. На земле сделки не было, налога удалось избежать.

– Когда замок стал моим, я тут же перекрасила его внутри в розовый цвет!