Сокровища кочевника. Париж и далее везде

Сразу после премьеры «Идиота» нам предложили поставить балет «Ромео и Джульетта» на музыку Сергея Прокофьева. В ту пору мне довольно часто приходилось бывать в Лондоне, и я никогда не отказывал себе в удовольствии посетить Британский музей. Там, в отделе итальянского искусства, мое внимание привлекли интереснейшие предметы итальянской мебели эпохи Ренессанса. Особенно запомнился секретер со множеством потайных ящичков для хранения писем, ядов, драгоценностей и других вещиц XVI века. Я детально переснял на фотоаппарат этот секретер, чтобы на сцене Анкаринской оперы создать декорацию в виде его многократно увеличенной копии – настолько большой, чтобы из потайных ящичков и дверок могли выходить артисты. Костюмы были выполнены в итальянском духе, а сам балет получился очень драматичным и страстным, потому что Валерий Панов как никто другой чувствовал влечение между мужчиной и женщиной, которое многие современные хореографы чувствовать не способны. Панов сам в тот период переживал бурный роман с венгеркой из Берлина, которая родила ему дочь. Почти одновременно с Гиллой законная жена Валерия Панова – Галина – родила ему сына Матвея. Он жил в страстях и выплескивал эту страсть на сцену.

Третьей нашей постановкой в Турции стала «Клеопатра». Только на этот раз из Анкары пришлось переместиться в Стамбул, я подробно рассказываю об этом в главе, посвященной Валерию Панову.

Жить предстояло в отеле «Чебан». Сам Панов оказался в Стамбуле гораздо раньше меня – он приехал на гастроли из Анкары со спектаклем «Ромео и Джульетта».

– Ты нас легко найдешь! – сказал Валерий по телефону.

– Где же я вас найду? Никогда прежде мне не приходилось бывать в Стамбуле.

– Мы будем в Опере, – последовал ответ.

Прилетев в город, я первым делом отправился на такси в Оперу. Но оказалось, что именно сегодня в театре выходной.

– Приходите завтра, – сказал охранник.

Я стоял в самом центре многомиллионного Стамбула: смеркалось, вокруг вспыхивали огоньки мечетей… Если бы в конце 1980-х существовала мобильная связь, отыскать в огромном городе знакомого не составило бы труда. Но без сотового телефона, без какого-то внятного адреса, без всякой связи надеяться оставалось только на чудо. И чудо не заставило себя ждать.

Когда прямо передо мной притормозило такси, я уселся в салон и решительно произнес единственное знакомое мне название:

– Hotel Pera Palace!

И меня доставили в этот роскошный отель, описанный Агатой Кристи в ее знаменитом романе «Убийство в Восточном экспрессе». Конечно, среди постояльцев не было никого из балетных, но самому-то мне нужно было где-то ночевать. Я решил остановиться именно здесь. С большими почестями меня проводили в очень красивый номер этой легендарной гостиницы, где в свое время останавливались Грета Гарбо, Мата Хари, Лев Троцкий, Жаклин Кеннеди, Альфред Хичкок, Иосиф Бродский…

Заселившись, я все-таки решил отправиться на поиски своих коллег. Вышел на улицу Истикляль, которая сегодня пешеходная, а тогда была проезжей, всего на две полосы. Я брел по узкому тротуарчику мимо снующих туда-сюда машин и обратил внимание на маленькую харчевню, где за прозрачной витриной над стаканом раки (анисовой водки) сидел помреж анкаринской оперы.

– Где Панов? – спросил я. – Где труппа?

Помреж узнал меня не сразу, поскольку стаканчик, очевидно, был не первый. Не без труда он поднялся из-за стола и отвел меня, наконец, в отель, в котором жила труппа Анкаринской оперы.

Успех нашей «Клеопатры» был грандиозным – я писал об этом в главе о Панове.

В Анкаринской опере очень часто менялось руководство. В 1993 году я получил предложение уже от нового директора труппы, народной артистки Турции Мерич Чиминджилер, поработать над «Спящей красавицей» в постановке Суламифь Мессерер. Увы, тетя Майи Плисецкой, под руководством которой я приготовил все декорации и костюмы, не смогла начать репетиции, и ее заменили на двух других русских постановщиков. Ими стали бывший руководитель балета Новосибирского академического театра Вадим Бударин и его супруга Валентина Клевшинская. Мы не сразу нашли общий язык, но узнав, что я работаю с их бывшим коллегой Валерием Пановым, Бударин и Клевшинская подобрели ко мне. (Впоследствии они эмигрируют в Аргентину и там откроют школу русского балета.) Моим помощником был турецкий декоратор Намик Налбалтоглу, хорошо говоривший по-французски. Спектакль был решен в стиле барокко с очень явным стилистическим переходом в рококо – в последнем акте, когда Аврора пробуждается после столетнего сна. Ведь мода за это время радикально изменилась…