Сокровища кочевника. Париж и далее везде

В Японии, как и в Турции, Финляндии и Эстонии обувь снимают у входа, что никогда не делают во Франции. Стульев не было, в маленькой комнате со свернутыми татами – спальными матрасами – меня усадили на подушки на колени и подавали блюда в небольших фарфоровых пиалах конечно с палочками, которыми я очень хорошо овладел во время своих эскапад в Гонконг, Сингапур и Гуанджоу.

Сохранение традиций – основа японской культуры, тонкой, древней и закрытой. Японцы избирательны и отстранены от иностранного влияния. Попасть на работу в Японию – большое профессиональное достижение. Как написал мой папа на двери своей московской мастерской, «Кукуриси – освещай!»

Турция

В первые в Турцию я попал в 1988 году, и с тех пор моя жизнь тесно связана с этой прекрасной страной. Один из самых прославленных турецких танцовщиков Мехмет Белкан предложил Валерию Панову поставить на сцене Национальной оперы в Анкаре его главный хит – балет «Идиот». Разумеется, Валерий в качестве художника пригласил меня. Это было еще в ту пору, когда аэропорт Анкары помещался в малюсеньком здании, а дорога от аэропорта в город, ухабистая и совершенно неосвещенная, была усеяна трупами сбитых бродячих собак.

Совершенно уникальное здание Анкаринской оперы находится в районе Улус и построено в стиле баухас в конце 1930-х годов. Оно выкрашено в терракотовый цвет, окружено желтыми колоннами и из-за специфики конструкции имеет очень узкую сцену, всего девять метров длиной – одну из самых маленьких в мире. Поставить на ней «Аиду», «Бориса Годунова» или «Лебединое озеро», казалось бы, невозможно. Тем не менее режиссеры и хореографы умудрялись поставить там эти «широкоформатные» спектакли.

Здесь было все необходимое академическому театру – ателье по пошиву женских и мужских костюмов, по изготовлению обуви, шляп и даже искусственных цветов, огромные цеха – бутафорский и мебельно-столярный. Несмотря на обилие всех этих подразделений, сотрудники Анкаринской оперы работали в ритме а-ля турка, то есть прерываясь на постоянное чаепитие. Быстрее всех здесь бегали мальчики двенадцати лет, которые по звонку то из одного ателье, то из другого разносили на круглых стальных подносиках маленькие стаканчики с чаем. Во время чайной паузы работа останавливалась. То же самое происходило во время молитвы. Мужская часть коллектива пять раз в день удалялась в специально отведенное место на молитву. В святые часы я не имел права их отвлекать какими-то своими поручениями.

Когда меня привели на склад, который по-турецки называется «амбар», настроение мое испортилось окончательно и бесповоротно. Балет требует летящих тканей, а тут на стеллажах высились рулоны тяжелого драпа и сукна для пальто, причем очень тусклых и малопривлекательных расцветок.

– Не волнуйтесь, мы все покрасим в тот цвет, какой вам необходим, – утешила меня художница Минэ Эрбек, которую мне дали в помощницы. – В театре есть профессиональная красильня, там мы добиваемся нужных оттенков.

И действительно, все гардинные ткани удалось перекрасить под кружево всевозможных цветов – из зрительного зала невозможно было отличить.

Работа над «Идиотом» в Анкаре дала мне возможность познать азы турецкого языка, которым я овладел, в конце концов, на хорошем разговорном уровне, позволила познакомиться с городом, несколько несуразно построенным и совершенно нестоличным по антуражу, а также с моим любимым блошиным рынком на горе Чекрык Чилар, где продавались в изобилии русские самовары, ковры-килимы, старинный фарфор, туркменские украшения из серебра… Количество вещей, вывезенных из России в Турцию, было огромным! Тогда в городе еще работал знаменитый русский ресторан «Мартьяныч» с русским поваром, которого Ататюрк, первый президент Турции, пригласил из Константинополя, посчитав, что турецкая кухня недостаточно экзотична и ее необходимо разнообразить блюдами русской кухни.