Сокровища кочевника. Париж и далее везде

За этими словами последовал подробный рассказ о судьбе мамы. Затем шел папа и история его жизни. Потом еще какой-то родственник, и еще, и еще… Закончилось все самыми теплыми воспоминаниями о любимой собачке над ее маленькой могилкой.

– Мадам Ойя, а кто похоронен здесь? – показал я на последнюю могилу.

– Мой муж, – коротко ответила она и бросила взгляд на часы: – Панов-сан и Васильев-сан, уже два часа ночи, на мужа совсем не осталось времени.

И мы ушли, не помолившись за упокой его души.

Однажды я совершенно случайно застал мадам Ойя без ее «розового оперения». Увидел просто женщину, облаченную в серое кимоно с мелким рисунком, без всякого грима, без парика с буклями – ее чисто вымытые волосы были зачесаны назад. Обычная японская бабушка, в которой я не сразу узнал самую розовую японку.

– Васильев-сан, никому не рассказывайте, какая я в жизни, – попросила она.

На своем розовом «вольво» мадам Ойя возила нас с Валерием Пановым в Нару – древнюю столицу Японии, город-монастырь с храмом Тодай-Дзи, внутри которого сидит гигантский Будда, дворцом Касуга-тайша и парком, по которому гуляют лани в белых яблоках. Они не боятся людей и едят с рук.

Мадам Ойя открыла для нас древнюю японскую столицу Киото. Храмы Хэйан-дзингу и Киёмидзу-дэра поразили нас красотой своих форм. Киото потряс своими садами и прудами, где живут большие водные черепахи и карпы красного цвета в черно-белых пятнах.

Мы побывали и в портовом городе Кобе, где находился кондитерский магазин «Морозов», открытый в 1931 году эмигрантом из Самары. Именно он привез в Японию невиданное лакомство – шоколадные конфеты. До него японцы о шоколаде не слышали. На момент нашего знакомства этому самому Валентину Федоровичу Морозову исполнилось 85 лет. Все дела вела его жена, Ольга Сергеевна Тарасенко, тоже эмигрантка из России. Свои седые волосы она укладывала в прическу, напоминавшую халу Людмилы Зыкиной, носила роскошные очки и одно-единственное колечко, правда, украшенное довольно внушительным бриллиантом, из чего я понял, что кондитерский бизнес Морозовых процветает. Благодаря японскому партнеру, магазины этой марки открылись в Токио, Осаке, Нагасаки, Йокогаме. Самое ужасное, что спустя какое-то время японский партнер отнимет у основателя этот бренд, и Морозову придется начинать всё практически с нуля. Он создал новую марку – «Космополитен де Морозов», главным хитом которой стало печенье «курабье» в коробках, разрисованных русскими национальными костюмами.

Морозовы принимали меня в своем доме, поили чаем из стаканов в подстаканниках с двуглавым орлом, с клубничным вареньем и песочным печеньем «курабье», кормили собственным шоколадом и показывали театральные программки, подписанные рукой Федора Шаляпина, гастролировавшего в Японии в 1930-х годах. Он пел в Муниципальном зале в Осаке «Блоху», «Эй, ухнем!» и «Два гренадера». Ему аккомпанировал Георгий Годзинский. Публика заваливала артиста цветами. Успех был невероятный.

Морозовы мне рассказали о бурной жизни Первой русской эмиграции в городе Кобе, я все подробно записал. В Кобе жили тогда двести русских, устраивали регаты, танцы и спектакли. Существовали любительский русский хор и даже ансамбль русской пляски. Самыми известными были семьи Морозовых, Абрикосовых, Полетаевых, Пальчиковых, Скородумовых, Воскевич, Столыпиных. Все они, по большей части, – из Харбина. Художественная жизнь бурлила. В Кобе жили гармонист Кира Ардатов, скрипач Евгений Крейн, варшавский дирижер Эмануэль Меттер, балерина Осовская, пианисты Лио Сирота, Екатерина Хуциева и Александр Рутин, певица Ольга Петровна Карасулова. Армянский отель в Кобе держала Вера Эсоян и при нем русский ресторан. В городе была русская церковь, построенная в 1926 году и расписанная Вениамином Васильевичем Злыгостевым, и даже сохранилось русское кладбище! Русские эмигранты держали в Кобе модные ателье – у Антонины Ивановой было ателье «Парадайз», у Екатерины Михайловны Суховской «Модерн»; Евдокия и Михаил Фокавины держали ателье «Элегант». Модным магазином «Смарт-шоп» владела татарка Гиззатулина. В городе устраивали русские елки и русские балы в отеле «Тор», выстроенном в стиле швейцарского шале. В 1936 году на этом балу танцевал фокстрот сам Федор Шаляпин. На мизинце он носил два кольца – одно с рубином и одно с изумрудом, – певец называл их «семафором»:

– Как только увижу на балу интересную женщину, сразу поворачиваю мое кольцо с изумрудом к ней. А вот если рядом моя жена – то с красным камнем. Пути ко мне тогда нет!