Сокровища медного свитка

В нашем свитке нигде не говорится о «Комнате очага», однако, как я полагаю, некоторые термины этого документа не только относятся именно к ней, но и проливают свет на ее весьма интересную историю. В пункте 7 описи мы читаем:

«В углублении старого Дома дани на Плите цепи: шестьдесят пять слитков золота».

Возникает вполне естественное желание связать «Плиту цепи» с описанием «Комнаты очага». Если же и данные двух предыдущих пунктов описи, как мы увидим, вполне согласуются (по крайней мере с точки зрения общего района локализации) с ориентирами пункта 7, возникает вопрос, почему собственно эта называется в свитке «старым Домом дани»?

Приступая к постройке своего храма, Ирод создать шедевр, который сразу же поставил столицу Иерусалим в один ряд с любым другим языческим религиозным центром греко-римского мира.

Между тем приходилось действовать осмотрительно, дабы задуманный проект не лишился поддержки народа Иудеи. Поэтому Ирод в вопросах, касающихся планировки и расположения святилища и его служб, старался, насколько было возможно, не выходить за рамки, установленные историческими прецедентами.

В какой мере это ему удалось, никто никогда так и не узнал — слишком мало у нас сведений о непосредственном предшественнике иродианского храма, возведенном Зеруббавелем после возвращения иудеев из изгнания, и здесь кроется одна из причин нашей неосведомленности. И все же упоминание медным свитком, видимо, прежнего названия «старый Дом дани» свидетельствует о сохранении по крайней мере известной преемственности в расположении окружающих Храм помещений, хотя в новом комплексе их назначение и изменилось.

Комната Храма, соответствующая, вполне возможно, Дому дани времени Неемии (V век до н. э.), упоминается в Библии: некто Элиа шив (ему было поручено присматривать за помещениями храмовых служб), воспользовавшись, по-видимому, отъездом Неемии из Иерусалима, сдал одному мошеннику, по имени Товия-«аммонитянин», «большую комнату, в которую прежде клали хлебное приношение, ладан, сосуды и десятины хлеба, вина и масла, положенные законом для левитов, певцов и привратников, и приношения для священников» (Неем ΧΠΙ, 4 и сл.). И Товия вселился туда со всем скарбом. Вернувшись, Неемия принял решительные меры к расторжению арендных отношений и в праведном гневе вышвырнул «все домашние вещи Товиины вон из комнаты и сказал, чтобы очистили комнаты, и велел опять внести туда сосуды дома Божия, хлебное приношение и ладан» (ст. 8–9).

А вот еще одно свидетельство: оскверненное при Неемии помещение для приношений находилось на месте «Комнаты очага» Мишны; по преданию, рядом с нею были «Врата приношений» (qorbän, ср. Мк VII, 11), расположенные прямо напротив бойни, где забивали и свежевали жертвенных животных. Более того, одно из отделений Комнаты очага называлось, согласно Мишне, Комнатой [приношений. Таким образом, факты, как нам кажется, г подтверждают высказанную выше мысль о том, что помещение в северной части Внутреннего двора было сооружено на месте прежней Комнаты приношений, или Комнаты дани, входящей в храмовый комплекс Зеруббабеля; в I веке н. э. его могли знать и под старым названием.

Одно из отделений внутри Комнаты очага, находившееся в ее северо-западном углу, представляло собой лестничную площадку, откуда ступени вели к подземному ходу и целому комплексу комнат. И площадка, и помещения, с которыми она, по-видимому, сообщалась, считались расположенными в несвященной части Комнаты; граница между священной и несвященной частями проходила по линии, обозначенной плитами, вделанными торцом в облицовку пола внутреннего зала. Сами лестницы давали жрецам возможность не без удобств покидать священный двор в том случае, когда кто-нибудь из них вдруг обнаруживал ночью, что его состояние ритуальной чистоты по какой-либо причине весьма далеко от совершенства. Оказавшись, таким образом, «нечистым» на весь следующий день для службы в Храме, он тут же спускался по лестнице (ориентируясь по огоньку светильника, постоянно горевшему в проходе) в туалетное помещение, а затем в баню (в так называемой Комнате погружений). Здесь все время пылал огонь, и, обсушившись и обогревшись у него, жрец возвращался к своей братии до конца ночи. Поутру, как только открывались ворота, он покидал Храм — путь его лежал по той же лестнице и подземному ходу, который, по-видимому, шел в северном направлении вплоть до северного выхода, известного под названием ворота Тоди, или Тади.

Вероятно, эта лестница и упомянута в пункте 5 описи:

«Восходя по лестнице убежища, с левой стороны, три локтя над полом: сорок талантов [сере]бра»

Иначе говоря, сокровище было запрятано примерно· на высоте четырех с половиной футов от пола, скажем, на уровне шестой ступеньки. Под лестницей же, надо-полагать, находилась кладовая для соли (пункт 6):