Сокровища музея Андрея Рублёва

Командировка в Ярославль. В плане музея на 1951 год значились поездки в древнерусские города с целью ознакомления с фондами их музеев, из которых в дальнейшем должен был формироваться фонд музея имени Андрея Рублёва. Ярославль стал одним из первых городов, определённых к обследованию. Ещё в 1944–1945 годах Комитет по охране памятников предложил Н.А. Дёминой разобрать фонды Ярославского краеведческого музея, т. к. оттуда поступали неблагоприятные сведения о хранении памятников древнерусской живописи. В те годы Дёминой поехать не удалось. Но в Ярославль выезжали специалисты – Лужецкая и химик-реставратор Чеварзин.

Когда в июне 1951 года стало известно, что для пересмотра и укрепления древнерусской живописи, в связи с переводом её фондов в новое помещение, Ярославский художественный музей вызывает реставраторов из Государственных центральных художественно-реставрационных мастерских, то в МиАР решено было присоединиться к ним. Для разбора огромного фонда не требовалось затрачивать специальные средства. Ярославский областной художественный музей, узнав о желании музея имени Андрея Рублёва командировать специалиста для совместной работы с реставраторами, немедленно отозвался запросом от имени Областного Комитета по делам искусств. Там выражалась просьба направить научного сотрудника для систематизации и разбора фонда древнерусской живописи. В годы Великой Отечественной войны древнерусская живопись находилась в краеведческом музее. «Заботясь» о памятниках, их не вывезли на восток страны, как другие произведения искусства. Для сохранности их «замуровали в одном из каменных помещений». Таким образом были нарушены необходимые условия хранения. В результате, 1944–1945 гг., когда замурованное помещение было вскрыто, живопись оказалась в ужасном состоянии. Всё было сплошь покрыто плесенью. Специалисты Лужецкая и Чеварзин частично удалили плесень. Затем в 1945 году древнерусская живопись была передана из краеведческого музея в областной художественный музей, а затем без всякого разбора и систематизации перевезена из здания, в котором находилась во время войны, в Николо-Надеинскую церковь, неотапливаемую и лишенную стекол, как и все остальные храмы Ярославля. Голубиным пометом были испачканы иконостас, иконы и фрески, хранящиеся в храме.

С 1945 года иконы лишь пересчитывались сотрудниками музея «поштучно и, весьма, приблизительно». Директора В.И. Кожевникову подобное положение вещей, естественно, весьма волновало. Она принялась решительно и настойчиво готовить новое помещение для хранения памятников искусства. Озаботилась делом укрепления разрушающихся икон и составлением описей, в которых были отражены их основные признаки: название (иконография), дата, размер, состояние памятника, его художественное и историческое значение. Совпадение интересов МиАР и Ярославского художественного музея, не имеющего специалистов по древнерусскому искусству и крайне нуждающегося в систематизации своего собрания, создало благоприятные условия для совместной работы.

В конце июня Н.А. Дёмина, В.В. Филатов (заведующий Отделом реставрации древнерусской живописи ГЦХРМ), А.М. Казанская (реставратор древнерусской живописи) и Н.А. Ямушев (реставратор новой живописи из числа сотрудников ГЦХРМ) выехали из Москвы. С 27 июня они начали обследование состояния фондов. Экспозиция музея была свернута, вследствие ремонта. Обследовалось 1225 экспонатов древнерусской живописи. Установили, что во временном хранилище, размещенном в храме Николы-Надеина, где находилась основная часть коллекции, состояние памятников было очень плачевным. Николо-Надеинский храм за исключением галерей, оказался заполненным штабелями икон, запыленных и загрязненных голубиным помётом. Все стены церкви и галереи высотой на уровне примерно 2,5 м оказались заделанными плотными фанерными щитами. Эти щиты не содействовали сохранности стенной живописи, т. к. мешали просыханию стен весной. Правда интереснейшие фрески, выполненные в 1640 году и принадлежавшие кисти костромских, ярославских и московских мастеров, сохранились хорошо. Иконы, сложенные в большие, тяжелые штабеля, без учета художественной ценности произведений, были прислонены к щитам, загораживающим стены. «Загрязнённость памятников была ужасная, почти не одну вещь нельзя было рассмотреть, не протерев её ватой с подсолнечным маслом, если только это допускало её сохранность», – отмечала впоследствии Н.А. Дёмина[40].