И все же, к этому желанию примешивался определенный страх перед этим откровением. Я не знаю, возможно ли для мужчины по-настоящему влюбиться в женщину, просто услышав ее голос. Я никогда не изучал любовную психологию слепых. Но я точно знаю, что голос этой странной женщины глубоко тронул меня, и я боялся увидеть ее лицо, чтобы оно не разрушило иллюзию.
Мы с Пристли не обменялись признаниями на этот счет, но я отметил с глупым чувством, почти сродни ревности, что его поведение свидетельствовало о чувстве еще более сильном, чем мое.
Я вдруг подумал о мисс Стимсон и почувствовал негодование по отношению к нему. Я признался, что мой мимолетный взгляд на фиалковые глаза этой молодой женщины заинтриговал мое восприимчивое и довольно непостоянное сердце. Мое восхищение ее последующим поведением значительно усилило это чувство. Однако я пытался подавить это чувство, убежденный, что ее сердце отдано безответной привязанности к Пристли. Я полагал, что он не испытывал к ней никаких чувств, кроме своего рода благодарности за спасение его жизни. Его живой интерес к голосу этой неизвестной молодой женщины убедил меня в этом. И, как я уже сказал, я был беспричинно возмущен.
Но пока мы, молодежь, таким образом слонялись по комнате, Флекнер, забыв на мгновение все грязные и меркантильные соображения, погрузился в проблему чистой науки.
Это его любимое изобретение, хозяином каждой прихоти которого он считал себя, внезапно проявило новую черту. Он должен узнать его секрет.
Владычество над миром и Сокровище Тантала могли подождать. И снова, на данный момент, главный преступник мира был спокойным, холодным приверженцем интеллекта.
Песня прекратилась через несколько минут после того, как мы впервые услышали ее, но свет остался на экране, показывая, что луч все еще активен. И, казалось, он оставался сосредоточенным на одной области, потому что через определенные промежутки времени в течение дня мы снова слышали песню, то далеко, то близко, но всегда одни и те же слова. Однажды, когда песня звучала из точки, расположенной так близко к переднему плану фокуса луча, что казалось, что певица должна находиться в самой комнате сразу за экраном, певица резко остановилась посреди припева. Затем мелодичным голосом она произнесла несколько быстрых слов. Ей ответил тяжелый, хотя и не неприятный мужской голос. В течение нескольких минут последовал оживленный диалог, затем снова воцарилась тишина.
– Это очень сбивает с толку, – признался Флекнер. – Я горжусь своим знанием языков, но я не улавливаю ни одного слога, который имеет какое-либо отношение к европейской семье языков.
– Для меня это тоже совершенно не понятно, – заявил Пристли. – В своих путешествиях я изучил несколько различных диалектов американских индейцев, африканских и монгольских племен, но я не улавливаю ни одного знакомого звука. Конечно, мои знания охватывают лишь ничтожную долю известных диалектов.
– Вы ничего не сможете определить с моей помощью, – заявил я. – Английский, французский и испанский – вот и все мои познания.
Здоровяк Джеймс не внес ничего, кроме флегматичного молчания. Кофе с наркотиком все еще немного действовал на него. Как бы то ни было, его специализацией были поступки, а не слова.
– Что касается попытки определить местонахождение этого голоса с помощью любого известного электрического теста, – продолжал Флекнер, – я в полном тупике. Я не хочу разбирать машину на части, опасаясь потерять соединение навсегда, но я хочу найти этот голос из любопытства. Мои индикаторы дальности и расстояния вообще ничего не регистрируют. Я не могу этого понять. Я просто собираюсь понаблюдать за развитием событий некоторое время. Возможно, на экране появится что-то, что даст нам ключ к разгадке.
И поздно вечером того же дня, как раз когда мы собирались сдаться и лечь спать, его терпение было вознаграждено. Пристли и я уже разошлись по своим комнатам, когда Флекнер, который бросил последний взгляд на экран, прежде чем откинуться на спинку стула, чтобы вздремнуть, внезапно взволнованно крикнул:
– Что-то происходит! Все сюда!
Мы выбежали и посмотрели на экран, который за мгновение до этого показывал лишь слабый зеленовато-желтый цвет. Теперь он светился чистым белым светом, за исключением слабых теней тут и там, которые вскоре начали приобретать определенную форму. Еще через несколько мгновений экран показал интерьер большой открытой комнаты.
Казалось, мы смотрим в широкий проход склада. Справа от прохода был ряд контейнеров, наполненных чем-то, похожим на крупный гравий. Слева был сложен длинный ряд плит, по-видимому, какого-то строительного материала, по форме напоминавшего старомодные кирпичи, только большего размера. Мы видели все это смутно, как сквозь тонкую дымку.