– Что прикажешь! – пожимал плечами Дрейф. – В жизни я не видывал людей более вздорных. Прямо зло берет, честное слово!
За первой схваткой, однако, последовало нечто вроде перемирия. Огонь с обеих сторон прекратился.
Дон Рамон воспользовался минутой передышки для последней попытки к соглашению: он велел сыграть сигнал и поднять белый платок.
Мигель вышел к нему, не вынимая руки из карманов.
– Что вам еще? – спросил он сердито.
– Честное слово вашего командира, что я смогу свободно уйти после переговоров с ним, если он не примет условий, которые я хочу ему предложить, – ответил губернатор.
– Да ну! – отозвался Мигель, уклоняясь от прямого ответа. – Как же вы можете верить слову разбойников и воров, как вы нас величаете?
– Ступайте и передайте вашему хозяину мои слова, – холодно произнес губернатор.
– Ладно, ждите.
Через пять минут Мигель вернулся.
– Граф согласен… – начал он.
– Граф!.. – с горечью пробормотал дон Рамон.
– Я сказал «граф» и стою на этом, – грубо возразил Мигель. – Граф согласен и дает честное слово, что вы сможете свободно уйти, но с одним условием.
– Предписывать мне условия! – надменно вскричал губернатор.
– Ваша воля принимать его или не принимать. Вы не желаете – стало быть, и говорить не о чем. Остаюсь в приятной надежде никогда более с вами не встречаться.
И Мигель сделал движение, чтобы уйти.
– Что за условие? – поспешно спросил дон Рамон.
– Вам завяжут глаза, пока вы будете идти туда и обратно, и снять повязку вы должны будете, только когда вам позволят.
– Хорошо, я согласен, – ответил губернатор, подумав.
– Тогда велите завязать себе глаза.
Офицер взял платок из рук дона Рамона, сложил его в несколько раз и завязал ему глаза.
– Я готов, – сказал губернатор.
Мигель взял дона Рамона за руку, ввел его во двор и проводил в дом.
– Снимите повязку, дон Рамон де Ла Крус, – дружелюбно приветствовал губернатора Лоран, – милости просим.
Губернатор снял платок и с любопытством осмотрелся.
Он находился в парадной гостиной Цветочного дома. Лоран стоял перед ним в окружении человек сорока суровых оборванцев, опиравшихся на свои ружья.
Дон Рамон, несмотря на свое мужество, содрогнулся.
– Другом ли, недругом ли явились вы сюда, сеньор дон Рамон, – продолжал капитан, – я вам искренне рад.
– Я пришел как друг, сеньор… как прикажете называть вас? – возразил губернатор не без легкой иронии.
– Хотя я имею полное право на титул графа и, пожалуй, еще и более высокий титул, – гордо отвечал молодой человек, – прошу называть меня Лораном или капитаном, если угодно, так как здесь я окружен храбрыми товарищами, среди которых по их собственному выбору занимаю первое место.
– Итак, капитан Лоран, мои намерения чисто дружеские, повторяю.
– Я уже заметил это, – не без горечи возразил молодой человек. – Продолжайте.
– Я желаю прекратить кровопролитие! Я располагаю значительными силами, вы же – всего горстью людей. Как бы храбры они ни были, в таком доме, как этот, долго обороняться невозможно. Согласитесь сдаться и сложить оружие. Даю вам честное и благородное слово, что вы и ваши товарищи будете считаться военнопленными и встретите согласно этому должное уважение.
– Слышите, братья? Что вы думаете об условии, предложенном сеньором губернатором?
Флибустьеры расхохотались.
– Продолжайте, сеньор.
– Капитан Лоран, я вас уважаю, наконец, я в таком долгу у вас, что честь велит мне настаивать. Ваш отказ вынуждает меня прибегнуть к мерам, которых я стремлюсь избежать всей душой. В последний раз позвольте мне напомнить вам о тех добрых отношениях, что существовали между нами. Одумайтесь, вспомните, что на мне лежит священный долг и что огонь, стоит ему возобновиться, может быть прекращен только тогда, когда вы будете взяты в плен или убиты.
– Это все, сеньор?
– Все, капитан.
– Вы упомянули о добрых отношениях, которые существовали между нами… Должен сказать, что только благодаря им я и согласился принять вас. Под моей командой находятся триста человек – отнюдь не трусов, уверяю вас. Оружия у нас в изобилии, провизии тоже. Этот дом не так уж плох, как вы полагаете, и вы удостоверитесь в этом на собственном опыте, если попробуете взять его. Вспомните, какой урон вы уже понесли, взвесьте все хорошенько, прежде чем возобновите враждебные действия. Вот что я вам скажу: хотя вы зачинщик, хотя я не признаю законности вашего указа, поскольку, благодарение Богу, я подданный короля не испанского, а французского, я согласен, повторяю, не сдаваться, но пойти на соглашение, и это – из одного лишь уважения к вам.
– Поясните, капитан.
– Я обязуюсь не нападать на вас первым и оставаться нейтральным за чертой боевой линии до трех часов пополудни. Если до той поры не случится ничего благоприятного ни для вас, ни для меня, мы возобновим бой и положимся на решение свыше. Разумеется, вы останетесь на своей позиции, как я останусь на своей.
Дон Рамон покачал головой:
– И ничего более вы не можете предложить мне?
– Ничего, сеньор… впрочем, прибавлю еще кое-что.
– Говорите, капитан.