Итак, кавалерия была разбита, разъяренные быки метались, погонщики никак не могли справиться с ними. Заметив это, авантюристы послали вперед нескольких храбрецов, те ринулись на животных со страшными криками, размахивая намотанными на дула ружей тряпками. Обезумевшие быки рванулись прочь, круша все на своем пути, погонщики поспешили убраться, пока целы.
Когда авантюристы заметили, что враги не смыкают рядов, а напротив, бегут врассыпную, то погнались за ними и захватили бо́льшую часть испанцев, которые и были умерщвлены.
Несколько монахов, взятых в числе прочих и приведенных к Монбару, немедленно подверглись такой же участи.
После сражения Монбар созвал всех, чтобы напомнить, что времени терять нельзя, что позволить испанцам собраться в городе означало лишить себя возможности овладеть им. Следовало идти к Панаме, не теряя ни минуты, и стараться прибыть к городским стенам одновременно с испанцами, чтобы не позволить им укрыться за укреплениями.
Монбар на ходу устроил смотр своих сил, и оказалось, что потери составили всего два человека убитыми да два – ранеными.
Быть может, принимая в соображение неравенство сил с одной и с другой стороны и ожесточенность схватки, многие сочтут выдумкой, что авантюристы потерпели такой незначительный урон, а испанцев полегло до шестисот человек.
Не могу, однако, не упомянуть об этом, так как сам был тому свидетелем».
Повествуя о столь невероятных событиях, необходимо привлекать свидетельства очевидцев, дабы не навлечь на себя подозрения во лжи. Рассказ Оливье Эксмелина, участника тех событий, невозможно подвергать сомнению.
Авантюристы едва дали себе время второпях перекусить и двинулись к городу.
Войско разделилось на две части.
Первый отряд в пятьсот человек под командой Польтэ отважно пошел к Панаме, не скрываясь и стреляя в испанцев, которые бежали от флибустьеров точно от демонов, извергнутых адом.
Второй отряд, также в пятьсот человек, под командой Монбара и Олоне, углубился в лес, следуя за индейцем Хосе, служившим проводником.
Было десять часов утра.
Вокруг Цветочного дома не стихало сражение.
Уже более суток авантюристы, укрепившись в доме, вели неравную борьбу со своими врагами.
Дорого дались испанцам их весьма скромные успехи. Каждая разрушенная стена, каждая взятая баррикада стоили им громадных потерь, груды тел лежали вокруг дома, превращенного в крепость.
Испанцы задыхались от бешенства, но продолжали борьбу, воодушевляемые беспримерной храбростью губернатора.
Действительно, дон Рамон де Ла Крус сражался с неустрашимостью, которой восхищались даже флибустьеры. Двадцать раз они могли бы убить губернатора, но Лоран строго приказал не делать этого. Пули свистели близ головы дона Рамона, люди вокруг него падали замертво, один он оставался цел и невредим.
На этот раз доном Рамоном руководило не чувство долга, а мщение, он сражался за свою честь. Этим и была вызвана безумная смелость, с которой он очертя голову кидался в самую гущу схватки.
Разумеется, для флибустьеров было проще простого бежать, ведь они знали тайные подземные ходы, о существовании которых никто из испанцев и не догадывался.
Но цель их была иной.
Составляя авангардный отряд Береговых братьев, они своим сопротивлением отвлекали испанцев, которые, примкнув к войску генерала Альбасейте, помогли бы отразить атаку основных сил флибустьеров. Но теперь, занятые сражением у Цветочного дома, они способствовали общему успеху авантюристов и, быть может, облегчали им победу. Каждая минута, выигранная осажденными, была поистине драгоценна для их товарищей. Итак, им надо было держаться во что бы то ни стало, не отступать ни на пядь и, если нужно, пасть на своем посту.
Флибустьеры стояли с холодной решимостью, невозмутимые и непоколебимые, как люди, которые готовы пожертвовать жизнью, но при этом хотят продать ее как можно дороже.
Их потери, в сущности довольно незначительные, были, однако, чувствительны, учитывая небольшое количество оборонявшихся. Убитыми было человек десять и столько же ранеными. Следовательно, более четверти всего их наличного состава выбыло из строя.
В довершение всех бед у них подходили к концу порох и пули.
Дважды Мигель Баск и Дрейф предпринимали отчаянные вылазки, имеющие целью отнять у испанцев боеприпасы. Они возвращались с добычей, но крайне скудной.
Лоран переменил тактику: он отобрал лучших стрелков, и огонь по неприятелю вели теперь только они, остальные заряжали и подавали им оружие.
Выстрелы, правда, теперь раздавались реже, но в то же время стали более действенными: после каждого валился человек.
Лоран стоял у окна вместе со своими ангелами-хранителями, доньей Линдой и доньей Флорой, и беспрестанно стрелял из ружей, которые, собственноручно заряжая, поочередно подавали ему девушки.
В глубине комнаты отец Санчес, которого беспокойство выгнало из асиенды дель-Райо, стоял на коленях подле доньи Лусии, задетой шальной пулей, пока та молилась за сражающихся. Монах перевязывал ее рану, оказавшуюся, по счастью, не смертельной.