Соль и сахар

Упаковав горячее, мы все направляемся на стоянку, чтобы отправиться в «Голоса». Все идут прямиком к ряду велосипедов, прикованных цепочками к стене здания. И я понимаю, что здесь всего четыре велосипеда… а нас пятеро.

– Погоди, – шепчу я Синтии. – Мы не поедем на автобусе или что-то в этом роде?

– Мы поедем на велосипедах.

– Но у меня нет велосипеда.

– Нет? Ребята, Лари нужен…

Едва она сообщает о моем затруднительном положении, как ко мне подъезжает Виктор.

– Я могу тебя подвезти, – предлагает он, и затормозивший рядом с нами велосипед Педро издает ужасный визгливый звук.

– О, похоже, у нас появился прекрасный принц, – поддразнивает Пэ-Эс, и я краснею так сильно, что жалею, что не могу выкопать в тротуаре яму и спрятаться в ней на- всегда.

– Спасибо.

Я беру Виктора за руку, и он помогает мне сохранять равновесие, когда я усаживаюсь у него за спиной, зажав под левой рукой коробку.

– Тебе повезло, что это твой последний день, – одними губами говорю я Пэ-Эс, жестикулируя так, как будто в противном случае выдала бы ему на орехи.

– Крепче держи коробку, – говорит мне Виктор.

– Обещаю, с ней ничего не случится.

– Я тебе доверяю.

Его слова заставляют бабочек в моем животе затрепетать. Я действительно не могу сказать, флиртует ли он со мной, или он просто хороший человек. Как бы то ни было, я не сержусь из-за того, что нахожусь так близко к такому милому и доброму парню, как Виктор.

– О, да она снова краснеет! – объявляет Пэ-Эс.

Синтия бросает на него строгий взгляд.

– Хватит!

– А что я такого сказал? – пожимает он плечами.

Я ловлю на себе пристальный взгляд Педро, и его хмурый вид распугивает всех бабочек.

– Показывай дорогу, – говорит он мне, и это звучит так, будто я всех задерживаю.

Я объясняю им, по каким улицам следует ехать, чтобы добраться до «Голосов». И, конечно, поскольку Педро, несмотря ни на что, не может не усложнять мне жизнь, он спорит о том, как добраться туда побыстрее.

– Нам лучше проехать по проспекту Кокейраис, – говорит он.

– Почему ты не можешь послушать меня? Я всю жизнь езжу в «Голоса».

Педро достает карту на своем телефоне и показывает всем, что наш пункт назначения находится по другую сторону туннеля на проспекте Кокейраис.

– Там проходит новый велосипедный маршрут. Почему бы не поехать? Уличное движение здесь безопасно, если ты об этом беспокоишься.

– Разве ты не просил меня показать дорогу? – возражаю я.

Мы продолжаем спорить, и тут начинает лить дождь. Пэ-Эс кричит, что он больше ни секунды не собирается торчать на этой парковке и не позволит шторму испортить его прическу.

– Просто уже поехали, как она говорит, – умоляет он.

И Педро сдается.

Это правда, ехать через туннель проспекта Кокейраис было бы проще. Но проблема не в этом. Правда заключается в том, что я не могу ехать этой дорогой.

Я не говорю им, что именно там погиб папа.

Он попал в аварию на мотоцикле. Я узнала об этом, когда была ребенком. Тогда я многого не знала о папе – маме всегда было больно говорить о нем – и до сих пор не знаю. Моего знания хватает, чтобы избегать проспекта так же, как избегала мама. Так же, как избегала бабушка. Делать один крюк здесь, другой – там. Избегая туннеля. Избегая темноты.

Лишние кварталы, которые мы проезжаем, чтобы добраться до «Голосов», все тянутся и тянутся. По пути попадаются большие лужи, и мы объезжаем машины в час пик. Я опускаю голову, чтобы не намокли очки, но это бесполезно. Через запятнанные дождем линзы яркие автомобильные фары кажутся вдвое больше. Время от времени я проверяю, цела ли коробка, для равновесия держа руку на плече Виктора.

Когда мы наконец добираемся до «Голосов», я щурюсь сквозь мокрые линзы, направляя нас к боковому входу. Виктор достает из сумки пачку салфеток.

– Для твоих очков, – говорит он.

– Спасибо, – улыбаюсь я. Когда я протягиваю руку, чтобы взять салфетку, Педро резко вклинивается между нами, и его уши приобретают пурпурный оттенок.

Пэ-Эс и Синтия переглядываются, и мы все направляемся внутрь. В столовой никого нет. Детские голоса эхом доносятся из задней части дома: шум активных игр, звонкий смех и время от времени более низкие голоса присматривающих за ними взрослых.

– Кухня закрыта, поэтому горячее придется собирать здесь, – объясняю я и едва заканчиваю говорить, как Педро уже начинает все распаковывать. Конечно, он все еще раздражающий меня Молина, но он активен, как опытный волонтер. За это я отдаю ему должное.

– Только взгляните, во что дождь превратил «Голоса», – произносит позади нас донья Сельма.

И мое сердце замирает. В панике, стараясь справиться с приготовлением пищи без каких-либо катастроф, я совершенно забыла сказать донье Сельме, что приеду сегодня днем. Она ничего не знает ни о клубе, ни о моем перемирии с Педро.

Заметив удивление доньи Сельмы, он бросает на меня обеспокоенный взгляд.

Я облажалась прямо по-королевски! Такое чувство, что я стою перед бабушкой и жду, как она воспримет мой союз с Молиной.

– Я думаю, тебе нужно кое-что объяснить, – говорит мне донья Сельма.