– Ты думал, я пропущу такое модное собрание?! Сливки общества со всей Европы, а я в стороне, да? Хренушки! – Его пальцы очень по-фрундсберговски сплясали перед моим носом танец «нет-нет-нет». – Ты-то сам какими судьбами?
– Случайно, Адам, случайно! Меня, представляешь, хотели сжечь в Антверпене как колдуна, а тут Кабан нагрянул с вербовочным отрядом, ну я и дал деру. – Меня переполняли слова и вопросы, рассказы и еще вопросы. Хотелось столько всего поведать и о стольком узнать, что Бемельберг, опытный со всех сторон, молвил:
– Ага. Я вижу, сегодня мы в должность не вступим. Разгильдяй ты, Гульди. Как был студентом, так и остался, хотя уже в кирасу поди не влезаешь. Хорошо, в честь давнего знакомства слушай мою команду: до утра пить! Чтобы авансом на будущее. Потом дел больно много, некогда языком трепать будет. Исполнять!
– Есть исполнять! – гаркнули мы с Адамом, а Конрад хмыкнул, что намерен возглавить лично.
https://storage.piter.com/upload/new_folder/978544611951/28_Vagenburg.jpeg
Вагенбург (защищенный полевой лагерь), как он выглядел в начале XVI века
Да со всей нашей радостью!
– Колду-у-ун, значит. Значит, колду-у-уешь, – протянул Конрад часа через четыре, сидя в отменном кабаке неподалеку от барселонской Аудиенсии. Он катал по лопате своей ручищи бокал подогретого вина и ковырял острейшую местную паэлью. Все мы были уже не вполне того. – Н-н-у, рассказывай, как мы докатились до жизни такой? От честного капитана до поганого сатаниста?
– Па-а-ашел ты, герр оберст, – отбрехивался я, растекшись локтями по столу.
– Докладывай, а то в будку получишь, – посулил Конрад, не изменивший капральские замашки за много лет. А с чего бы ему?
– Да-да, докладывай, – подъехидничал пьяненький Адам из пьяненького угла, – а то в будку получишь.
– И ты тоже па-а-ашел ты. У-у-у-у… чем тут поят? Трусит меня чего-то… Да короткий рассказ. Помните, у нас служил Жан ван Артевельде в мушкетерах? К Павии уж в лейтенантах ходил, шустрый такой парень? Во-о-от… о чем это я? – Несколько минут мы отдали, чтобы точно удостовериться, что все вспомнили Артевельде, а потом – чтобы вернуть румпель разговора на изначальный курс. Меня меж тем понесло, вино местное очень сносило башку, моя уже болталась на одном шарнире: