Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти

Фатальность скрытой манипуляции фюрером заключалась якобы в том, что его историческое значение от этого неоправданно умалялось, но еще больше, что из-за недостаточного предоставления фюреру правильной информации происходили вещи, включавшие и военную область.

В любом случае этого опасался генерал Райтер.

РАЙТЕР: Он был исторической личностью, которой по заслугам может воздать лишь более поздняя история. Нужно слышать, как все это происходило, мы, конечно же, ничего не слышали. Эти недалекие люди, не информировавшие фюрера, как они обманывали его в донесениях и тому подобное! В этом и мы виноваты, можете в этом на меня положиться [611].

Страх перед причастностью к тому, что делалось от имени фюрера, но без его ведома, особенно волновал старших офицеров, которые к тому же, как генерал-майор Герхард Бассенге, придумывали теории об их пагубном получении.

БАССЕНГЕ: Мы были совершенно обмануты нашим фюрером. Мы находились в совершенно ложных условиях: нас вынуждала присяга. Присяга была в 33-м, когда еще был Гинденбург и когда условия были совершенно другие. Через год все уже было по-другому. Но мы уже поклялись [612].

Еще при развеянии ИЛЛЮЗИЙ ПО поводу того, что будущее, скорее всего, будет не таким великолепным, как обещано, проявилось эмоциональное значение национал-социалистического проекта и веры в фюрера как у фрустрированного полковника Раймана:

РАЙМАН: И все было так хорошо. Все было так великолепно, безупречно. А с неудачей в России все покатилось под гору. Два человека не знали, что в России холодно зимой. Одним был Наполеон Бонапарт, другим — фюрер, дилетант-генерал — но и всякий прочий [613].

Фюрер подвел

— Какая разница между Христом и Гитлером?

— В случае с Христом один умер за всех.

Генерал-лейтенант Фридрих

Фрайгерр фон Бройх, июль 1943 г. [614]

После капитуляции 6-й армии в Сталинграде в феврале 1943 года множились сомнения в том, можно ли еще добиться окончательной победы. И хотя большинство солдат и после этого всё еще шли за фюрером, чаще стали появляться критические высказывания по отношению к Гитлеру. «Могу честно сказать, с Адольфом не все в порядке. Например, что он там делает с евреями, — это так не пройдет» [615], - считал обер-ефрейтор Харниш. А полковник Рорбах говорил, что командование Гитлера не соответствует требованиям войны: «Кажется, Гитлер не слушает наших генералов, это очень жаль. Один и тот же человек не может быть политиком, государственным деятелем и полководцем. Это просто безумие» [616].

Унтер-офицер Дёч и обер-фельдфебель Бройтигам из Люфтваффе в апреле 1944 года пришли к очень примечательному для их социального статуса молодых пилотов выводу.

ДЁЧ: За пару дней до начала этих новых налетов на Лондон у нас побывал очень высокий чиновник и прочел нам лекцию. Не знаю уж, кто это был, но вел он себя как истеричная баба.

БРОЙТИГАМ: Может, это был руководитель наступления на Англию?

ДЁЧ: Может быть. Он кричал: «Поджигайте им дома, чтобы я мог пойти к фюреру и сказать, что Люфтваффе снова были над Англией». Он прямо упрашивал: «Вы не можете подвести, отдайте свое последнее!» Полная истерика.

БРОЙТИГАМ: Да, по примеру фюрера.

ДЁЧ: Если подумать, каких мерзких гадостей наделал Гитлер, то, будучи добрым немцем, можно прийти к выводу, что его просто надо расстрелять.

БРОЙТИГАМ: Ты в общем-то прав, но говорить об этом нельзя.

ДЁЧ: Этим здесь я, конечно же, этого не скажу [617].

На самом деле во многих критических высказываниях остается налет симпатии и явный след веры в фюрера. Так, например, стрелок Цезар очень своеобразно рассказывал о том, как бы он обошелся с прежде великими людьми истории. Он бы проявлял мягкость, хотя и не ко всем.

ЦЕЗАР: Я подумал так, что бы я сделал, если бы встретил Гитлера и его товарищей, когда они побегут. Я решил, что скажу им: «Хотя я ничего для вас не могу сделать, но никому не скажу, что вас здесь видел. Вот лесная дорога, и идите по ней лесом». Единственное исключение я сделал бы тогда, может быть, для Гиммлера [618].

Две только что подготовленные работы на соискание степени магистра [619], в которых детально проанализированы материалы прослушивания находившихся в Форт-Ханте военнослужащих от ефрейтора до младшего офицера, приходят к выводу, что после вторжения вера в фюрера у нижних чинов сильно ослабла, в то время как у более старших оставалась тенденция к ее сохранению. Это еще одно указание на то, что идентификаторная и эмоциональная инвестиция может удерживать веру в фюрера на стабильном уровне. Впрочем, этот след в дальнейшем мог быть снижен, что не так просто, так как вера в фюрера имеет еще одну сторону, которая не проявляется в разговорах солдат: это политические противоречия.

На самом деле одним из глубоких отпечатков национал-социалистического проекта была стойкая аполитичность.