Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти

Обе фразы сказаны в начале 1943 года, оба говоривших служили в Люфтваффе. Представлял ли обер-лейтенант Фрид гуманистическую Германию, а унтер-офицер Вер — антисемитских борцов за мировоззрение? Во всяком случае, наш материал не показывает, что приятное чтение «Поездки в Гарц» может дать какое-либо указание на то, может ли кто-то убивать евреев или нет. На самом деле, наоборот, можно исходить уже из того, что унтер-офицер Вер достаточно фанатичен, чтобы не читать книги еврейских авторов (что, впрочем, следует из его других высказываний). Мы поставили эти две цитаты рядом, чтобы показать спектр, по которому простираются высказывания о евреях и расизме в нашем материале. Там находятся не только замечания о Генрихе Гейне или о еврейских врачах, химиках, физиках, не только резкое неприятие уничтожения евреев и антиеврейской политики в целом [624], но и полная противоположность — теории о всемирном еврейском заговоре, о международном еврействе, об «объевреившейся» Англии и особенно — Америке [625], о радости, которую доставляет убийство евреев, и т. д. При этом различные грани взглядов совершенно необязательно, как в приведенных примерах, могут распределяться по разным личностям: как мы уже видели в разделе об уничтожении, кажущиеся противоречивыми аргументы и взгляды проявляются и у одной и той же личности, приблизительно так: «Наци — еще более худшие свиньи, чем евреи» [626], или так: «Японец — это ведь еврей Востока!» [627]

Можно встретить высказывания, наподобие приведенных ниже слов подполковника Эрфурта, которые показывают, насколько далеко может зайти антисемитская фантазия.

ЭРФУРТ: Мне всегда было неприятно видеть в Риге евреек из Германии, убиравших там улицы. При этом они еще говорили по-немецки. Отвратительно! Это нужно было запретить, и они должны говорить только по-еврейски [628].

ИЛИ МОЖНО наткнуться на абсурдность, как эта:

Я — чемпион Западной Германии по пинг-понгу. Но я совсем разучился. Я отказался от игры после того, как меня обыграл типичный еврейский мальчик шестнадцати лет. Тогда я себе сказал: «Это — неправильный спорт!» [629]

Разговоры о расовых вопросах или о «евреях» не различались по своей структуре от других бесед; иногда отпускалось замечание, рассказывалась история, потом тема менялась опять. Длительные и даже непримиримые споры о «еврейском вопросе» или о расовых теориях почти не встречаются. Это указывает, во-первых, на то, что в разговорах потребности в консенсусе, как и при других темах, утверждения, или ожесточенные последующие вопросы и аргументация не допускались, поскольку чаще всего удивительно быстро устанавливалось единство взглядов и политических оценок. Во-вторых, можно исходить из того, что для большинства военнослужащих они были не особенно важны. Если речь заходила об этом, у кого-то было мнение по этому поводу, если не заходила — то не было. Это соответствует детальному анализу Александера Хёркенса, который оценил более двух тысяч протоколов подслушивания из нашего фонда с точки зрения идеологизации и при этом установил, что менее пятой части разговоров затрагивало политические «расовые» или идеологические вопросы [630]. Вопросы военных будней занимали солдат гораздо больше. До некоторых крайних случаев, которые снова покрывали полный спектр от радикальных антисемитов и воинов уничтожения до честно потрясавшихся преступлениями бывших узников концлагерей, это такая же тема, как и любая другая. И когда заходила речь о массовых расстрелах, то часто в связи со страхом мести: «Думаешь, что не будет мести за расстрелы многих евреев, женщин и детей? Мой брат, боец, много мне рассказывал, как они сталкивали их в могилы прежде, чем они совсем умерли» [631].

Как были явные национал-социалисты, считавшие преследование евреев исторической ошибкой, так существовала и совершенно противоположная позиция: решительные противники нацистов, считавшие антиеврейскую политику единственным разумным программным пунктом национал-социализма. Так, два солдата яростно спорили о «нацистах».

ХЁЛЬШЕР: С самого начала, с 1933 года они готовили войну, это ясно. И когда в речах по двадцать раз повторяли: «Мы не хотим войны, спросите матерей и спросите раненых», как говорил Адольф, я говорю себе, я верю, что это — все же обман. Он ведь врал, ты слышишь! Ведь он так часто повторял, что не хочет войны.

ф. БАСТИАН: Послушай, я ведь всегда говорил только, как много он заявлял о том, ведь это совершенно ясно, что мы вообще не хотим никакой войны, Германия, что мы вообще не хотим ее вести, она уже вот где сидит.

ХЁЛЬШЕР: При этом он как раз, наоборот, подразумевал, что хочет войны. Когда я именно это слышу, как они друг друга обругивают, кто виновен в войне. Да, становится не до смеха! Гитлер уже известен своим насилием — своими СА и СС, побоищами в пивных. Они же всего добились драками. Гитлер же тоже говорил: «Национал-социализм — это борьба».

ф. БАСТИАН: Это борьба, да!