Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти

Эти «тряпки» [755] «ужасно дряблые» [756]. С военной точки зрения им практически не доверяли: «130 тысяч итальянцев можно заменить, наверное, 10 тысячами немцев» [757]. В каждом итальянском танке можно было найти белый флаг [758], при возможном наступлении итальянцев на Южную Германию достаточно будет «Союза немецких девушек» и стариков-крестьян с Химзее [759], чтобы погнать их назад. «Итальянцы происходят от римлян… Римляне больше добились копьем и щитом, чем эти!» [760] Все были едины во мнении, что итальянцы определенно «худшие солдаты из тех, что мы имеем в Европе» [761]. Лишь немногие итальянские соединения заслуживали лучшей характеристики. Хотя бы парашютная дивизия «Фольгоре», те, по крайней мере, являлись «образцом мужественности», плохо вооруженные, но воевать умели [762]. Как говорилось о другом исключении, «прежде всего, под немецким командованием они безупречны. Под Энфидавилле они получили приказ отходить. «Молодые фашисты умирают там, где стоят». Там тридцать итальянцев держались три дня», — так рассказывал фельдфебель Франке о боях в Тунисе в апреле 1943 года [763]. Иногда также говорили, что итальянские солдаты были лишь плохо вооружены и получали плохое питание. Правда, в Трент-Парке это мнение разделял лишь один из 84 генералов. Так же выглядело это соотношение в остальных британских и американских специальных лагерях.

Негативный образ итальянцев, который уже в 1941 году сконцентрировался в топос, подтверждаемый в официальных документах, письмах полевой почты и в дневниках, в своей абсолютности был, разумеется, преувеличенным. Но при этом речь и не шла о чистой конструкции. Топос уходил больше назад, к опыту на поле боя, на котором итальянские части оказались не только по немецким, но и по британским меркам «неспособными».

Военные добродетели, естественно, становились мерилом и для оценки других союзников. При этом словаки шли сразу же за немцами, румыны были «намного, намного лучше, чем в мировую войну, храбрые, потеряли много крови» [764], «очень даже неплохие солдаты» [765]. Очень хорошо выглядели «эти испанские легионы, ужасный сброд, но с военной точки зрения, как солдаты — они хороши» [766]. Венгерские войска, которые так хорошо воевали во время Первой мировой войны, считались, наоборот, «дерьмовой штукой» [767], потому что они просто бежали от русских [768].

В тех же относительных рамках солдаты оценивали противников Германии. Британцев они уважали больше всех, потому что они были «упорные» [769], «очень жесткие» [770] и, прежде всего, честные солдаты. Они уже совершенно фантастически сражались в Дюнкерке и в Греции [771], были «отличными летчиками» [772] и великолепными бойцами. Эти «парни смерти» [773] — такие же, как мы», — повторялось постоянно [774]. «Запихни британца в немецкий мундир, и ты не заметишь никакого различия», — утверждал солдат из Африканского корпуса. Старшие офицеры все же считали, что немцы были храбрее британцев. «Да, если англичане пару раз получали взбучку, то сматывались и не брали быка за рога, как наши, а когда приступали к делу, то были очень неповоротливы» [775]. Командир 1-й воздушно-десантной дивизии о боях против западных союзников в Италии даже заметил: «Во всем отношении к войне вражеские человеческие массы, с точки зрения нагрузки, не способны длительное время нести высокие потери» [776].

Американцев расценивали явно хуже британцев, потому что они якобы всегда достигали успехов только благодаря своему материальному превосходству, что немецким солдатам казалось нечестным. Как солдаты американцы расценивались как «трусливые и ничтожные» [777], о «по-настоящему жестокой войне не имели никакого понятия» [778], «не способны переносить лишения» [779] и «уступают нам в ближнем бою» [780]. Генерал-полковник Арним вспоминал о своем опыте в Тунисе: «Эти свинские собаки, бежали все, эти американцы, если за них крепко брались» [781]. О боях в Италии генерал рассказывал: «В общем, американец расценивается как плохой боец, за редким исключением, потому что у него нет никакого внутреннего подъема» [782].