Заявления вроде этого не были редкостью. Капитан 1 ранга Эрдменгер, командир 8-й флотилии эсминцев, в 1943 году в своем докладе о состоянии дисциплины с огорчением заметил, что «использование французских борделей (…) участилось, что не способствует развитию чистой солдатской личности. Прежде всего бордели посещают солдаты не только младших возрастов 18–20 лет, но чаще всего — унтер-офицеры и фельдфебели. При этом страдают понятия о чистоте, поведении по отношению к женщине, понимание значения здоровой семейной жизни для будущего нашего немецкого народа». Убежденный национал-социалист, Эрдменгер просто не мог понять, как два его солдата, вернувшиеся из свадебных отпусков, первым делом отправились во французский бордель [427].
Еще более возмутительным, чем посещение борделей, для настоящих солдат было массовое сексуальное насилие.
РАЙМБОЛЬД: Итак, одно я вам прямо могу рассказать, за чем не кроется слуха. В первом офицерском лагере, где я был здесь, в плену, был один глупый франкфуртец, молодой хлыщеватый лейтенант. Мы восьмером садились за стол и рассказывали про Россию. Вот что он рассказал: «А, там мы поймали шпионку, она ходила по окрестностям. Сначала колотили ей палкой по ягодицам, потом обработали ей задницу штыком, потом мы ее вые… ли, потом ее вышвырнули, выстрелили ей вслед, там она лежала на спине, мы бросали в нее гранаты. И каждый раз, как к ней приближались, она начинала орать. В конце концов она издохла, а труп мы выбросили». И, представьте себе, вместе со мной за столом сидели восемь немецких офицеров и громко хохотали. Ну, я не выдержал, поднялся и сказал: «Господа, это уж слишком» [428].
Раймбольд возмущен историей, которую относительная личность, «молодой хлыщеватый лейтенант», представил в качестве своей лучшей. Рассказы такого рода чаще всего повествуются от второго лица, как и следующий.
ШУЛЬТКА: Что сейчас происходит — не лезет ни в какие рамки. Вот, например, парашютисты ворвались в дом к итальянцам, убили двух мужчин. Там было двое мужчин, двое отцов, у одного из них было две дочери. Потом изнасиловали обеих дочерей, просто затерзали, а потом — пристрелили. Там были широкие итальянские кровати, швырнули их на кровати, вставили им мужские члены и еще после этим хвастались.
ЧОСНОВСКИ: Это просто бесчеловечно. Но потом некоторые рассказывают о делах, в которых они вовсе не участвовали, но хвастаются ими просто колоссально. (…)
ШУЛЬТКА: Или противотанковый ров под Киевом. Один господин из гестапо, высокий фюрер СС, у него была прекрасная русская. Он хотел ее поиметь, она ему не дала. На следующий день она уже стояла на краю противотанкового рва. Он сам ее расстрелял из автомата, а потом мертвую трахал [429].
Даже если подобные истории иногда, как в приведенной цитате, рассказывались из хвастовства, они происходили в действительности [430]. Примечательно, что рассказы об изнасилованиях не вызывают у солдат ни удивления, ни возмущения даже тогда, когда немецкие женщины были изнасилованы партизанами, как рассказывал бронебойщик Вальтер Аангфельд.
ЛАНГФЕЛЬД: Там, неподалеку от Бобруйска [431], тоже было одно дело, когда на автобус с 30 помощницами-связистками напали партизаны. Автобус ехал через лес, и его обстреляли партизаны. А после этoro туда отправили танки, но было уже поздно. Удалось отбить автобус и девушек и захватить пару партизан. Но за это время всех девушек отодрали и отделали. А некоторые были мертвы. Тому, что их застрелят, они предпочли пошире раздвинуть ноги, это же само собой разумеется. Их нашли только через три дня.
ХЕЛЬД: Тогда им удалось хорошо пое… ться [432].
На этом месте можно было бы закончить рассказы о сексуальном насилии. То, что записано в протоколах подслушивания, достаточно хорошо свидетельствует о повсеместном наличии сексуальных потребностей и сексуального насилия на войне. Последние цитаты особенно показывают само собой разумеющееся распоряжение женщинами. Но не только использование представившихся и добытых сексуальных возможностей в глазах солдат является само собой разумеющимся, говорить об этом вовсе не являлось чем-то необычным, не тем, что выходило бы за рамки.
КОКОШКА: ДЛЯ бойца — позор с помощью пистолета принуждать итальянскую девушку к е… ле.
ЗЕММЕР: Конечно, это же — боец! [433]