Соленая тропа

– «Кишела нежить, грозя мне погибелью в бурлящей бездне…» – Мот захлопнул книгу. – На сегодня всё, друзья, большое спасибо Шеймасу Хини и «Беовульфу», а вам спасибо, что слушали.

Ему всё хлопали и хлопали.

– Браво, замечательное выступление в память о замечательном поэте, он был бы доволен, – один из старичков пожимал Моту руку. – Надеюсь, он будет сверху следить за тем, как проходит фестиваль.

– Простите, а когда он умер? Я был в походе и сильно отстал от новостей.

– Две недели назад. Идеальное, идеальное выступление в память о великом мастере, спасибо вам.

Толпа разошлась, и я сунула шляпу под кофту.

– Я и не знал, что он умер. Теперь чувствую себя просто скотиной.

– Вряд ли он был бы против. Наверное, даже посмеялся бы.

– Надо уходить отсюда. Слышала, что они говорили про разрешение?

Вернувшись на набережную, мы высыпали блестящие монетки из шляпы и пересчитали. Потом еще раз. И еще. Двадцать восемь фунтов и три пенса! Мы пустились в пляс от радости, прыгая и смеясь до слез, вспоминая выступление Мота.

– Мне так понравилось, когда ты крутанулся вокруг столба, вышло очень драматично!

– Еда, еда, еда, еда!

В продуктовом магазине мы высыпали свои монетки и набили сумку не макаронами, а всем тем, о чем так давно мечтали – хлебом, фруктами, зеленью. Затем купили по шерстяному свитеру в благотворительном магазине, да еще и съели по кульку картошки, и все равно у нас осталось целых десять фунтов, которые мы положили к прежним двадцати. В банке у нас на счету было еще пять фунтов. Не жизнь, а сказка.

По пути на стоянку мы заметили в окне галереи плакат. Саймон Армитидж. Поэт. Идет из Майнхеда к Лендс-Энду, по пути останавливаясь, чтобы почитать стихи. Одно из выступлений запланировано в Сент-Айвсе в это воскресенье. Вход бесплатный, мест нет.

– Что ж, теперь мы хотя бы знаем, кто он такой.

– Но он ведь вообще на тебя не похож.

– Что тут сказать, возможно, людей просто привлекает моя поэтическая натура.

– Чушь собачья.

Вечер мы провели в душевой, стирая одежду и с удовольствием обдуваясь феном.

«Та-да-да-да. Пират ФМ». Я все еще пыталась сочинить стихи про Сент-Айвс, но безуспешно.

– Посвящается Саймону Армитиджу. Чайки повсюду, даже в волосах. Пироги всюду. Даже в чайке.

– Рэй, это полная фигня.

– Нет, это хайку.

– Чушь собачья.

Часть четвертая Чуть подсоленная ежевика

Избалован богатством выбора – какой выкинуть,

А какой сунуть в карман и забрать домой.

Саймон Армитидж. Каменный пляж

15. Мысы

Стояло идеальное утро, даже слишком идеальное. Свет был хрустально-ярким с той самой секунды, как солнце возникло из-за горизонта. Мыс Годреви был покрыт свежайшей зеленью, а вдалеке на удивление четко виднелся маяк Тревоуз. Такие утра никогда не длятся долго: как минимум небо затягивает облаками, а чаще погода портится совсем. Но теперь мы знали, что место на кемпинге стоит двадцать четыре фунта за ночь, так что нам нужно было срочно двигаться дальше.

К востоку от скалы Клоджи небо было ярким и светлым, но к западу собрались белые кучевые облака, и усиливающийся ветер уже отрывал от них первые клочья и гнал в нашу сторону. Тропа вела нас вперед, через дикие и скалистые мысы: мыс Хор, мыс Пен-Энис, мыс Карн-Нуан, и так сколько хватало глаз. Только море и уходящие в него мысы – отвесные, древние и мрачные. За каждым пройденным открывался новый. Мы шли вперед, а на западе всё сгущались тучи, падали в море осколки камней, а по мере того, как тяжелые низкие облака всё ближе спускались к воде, в ней начала завариваться белая пена. Тайный край ветров и камней, удаленный от глаз и изолированный от людей. Веками неизменная, но в то же время постоянно меняющаяся под действием моря и неба – такова противоречивая судьба западного края полуострова. Неподвластный ни времени, ни человеку, этот древний край лишал нас энергии и силы воли, заставляя покорно уступать стихиям.

Земля разверзалась и вспучивалась, выталкивала на поверхность громадные валуны, превращая тропу в непроходимое нагромождение острых камней. Мы с трудом продирались вперед, обходя, перелезая, карабкаясь, протискиваясь. Небо встретилось с сушей, мы встретились с небом. Вода проникла повсюду, насквозь промочила нашу одежду и хлюпала в ботинках, выливаясь наружу при каждом шаге. Море ревело, обрушиваясь на скалы где-то справа от нас, но видно его не было – дождь повис в воздухе таким плотным серым занавесом, что можно было даже не надеяться разглядеть среди камней тропу. Наметить впереди ориентир и идти к нему тоже было невозможно, и нам оставалось лишь вслепую ковылять по гигантской осыпи, смирившись с тем, что мы можем навсегда застрять в этом поле валунов, как в мокром сером аду.