Соленая тропа

В одиннадцать вечера дождь наконец прекратился и туман чуть рассеялся. Мы натянули мокрую одежду и вышли в темноту. Поле у дороги показалось нам хорошим местом для ночевки, но компостная куча выдала в нем край чьего-то сада. Увидев на мысе поляну, свободную от кустов, мы отправились в ее сторону. Пробравшись через папоротник, мы оказались на поле; отсюда виднелись светящиеся окна деревенского дома, но они были достаточно далеко, чтобы рискнуть остаться. Пока мы промокали палатку сырым полотенцем, поднялся ветер, так что мы немного посидели в поле, надеясь, что она высохнет и мы сможем раскатать спальники. Мокрые и дрожащие, в час ночи, на открытом всем ветрам мысе мы ели рис с консервированным тунцом. Сквозь сырой воздух из залива внизу поднимались стоны тюленей; другие голоса, чуть более тихие, подальше от нас, отвечали им. Этой темной мокрой ночью они кричали друг другу:

– Тут, блин, чертовски мокро.

– И тут тоже.

– Достала меня эта проклятая русалка. И что ж она никак не заткнется? Уснуть невозможно.

Впрочем, возможно, это просто тюлени переговаривались о чем-то своем; трудно сказать. Как бы там ни было, забравшись в мокрый спальник в мокрой палатке на продуваемом всеми ветрами мысе и слушая тюленей, я была благодарна, что не ночую на картонной коробке за помойкой на задворках какого-нибудь магазина.

* * *

Коровы, которые питаются свежей зеленой травой, издают особый звук – его ни с чем не спутаешь. Сейчас он раздался прямо у меня над головой. Если корова рыгает прямо над моей головой, подумала я, значит ее копыта непосредственно рядом с палаткой: один неверный шаг, и она запутается в веревке или, чего доброго, порвет купол. Я попыталась шепотом разбудить Мота.

– Мот, Мот, снаружи корова.

– Ну и что?

– Как что, она прямо рядом.

– Не обращай на нее внимания, и она уйдет.

Я не могла не обращать внимания, поэтому попыталась медленно расстегнуть молнию на двери, чтобы корова не испугалась шума и не прыгнула на палатку. Расстегнуть входную молнию бесшумно невозможно. Как будто этого было мало, я споткнулась о газовую горелку и вывалилась из палатки на мокрую траву. Корова уже давно отвернулась и медленно шла прочь, пощипывая травку и не обращая на меня никакого внимания. От ее спины шел пар, и в холодном неподвижном воздухе я видела ее дыхание, пока она не скрылась в тумане, присоединившись к другим пасущимся призракам. Я слушала, как они рвут траву, жуют ее, рыгают и дышат в мокром неярком свете луны, которой нигде не было видно. Тюлени продолжали монотонно переговариваться; иногда их перебивал резкий крик кулика. Вытащив спальник из палатки, я завернулась в него и смотрела, как на востоке появилось сияние, обозначив горизонт, по очереди выхватив из темноты все мысы, как померкла луна и начал развеиваться туман. Чайки уже перекликались громкими дневными голосами, и в деревенском доме зажегся свет.

* * *

Облака достаточно рассеялись, чтобы открыть взгляду выдающийся далеко в море мыс Гернардз и все мысы от нас до него, но небо продолжало нависать над головой, низкое и серое, угрожая таким и остаться, если ветер не усилится. Тропа пересекла долину, прорезанную ручьем, берега которого были усыпаны цветами – как будто в воду попадали семена из всех садов Зеннора и она принесла их именно сюда, чтобы они расцвели во влажной почве, вдали от глаз.

На следующем мысе мы сели на скамейку и съели мокрый сливочный батончик, прислушиваясь к голосам и приближающимся шагам.

– Ничего не хочу слышать про твои мозоли. Мы пройдем Лендс-Энд сегодня вечером, как указано в расписании. – Они промаршировали мимо, не заметив нас, и исчезли.

Лендс-Энд сегодня? Мы что, уже так близко подошли к тому самому Лендс-Энду, после которого нам придется решать, что делать дальше?

По еле заметной дорожке из бухты Пендаур поднялись еще две фигуры и свернули на тропу возле нас. Пожилые сгорбленные мужчины, близкого возраста и роста. Один – полностью одетый, в ботинках, дождевике и вязаной шапке, со впалыми, серыми щеками и свертком одежды в руках. Второй, чуть помоложе – в плавках и шлепках, на шее у него висело полотенце, а в руках он держал пластиковую миску. Когда они подошли поближе, по движениям, форме их голов и перебранке стало очевидно, что они братья.

– Доброе утро. Собираетесь купаться? Мы вот только что ходили. Точнее, я ходил – он отказывается даже снимать ботинки. Не знаю, что, по его мнению, случится, если ему на кожу попадет солнечный свет, может, что-то отвалится, – тот брат, что плавал, разговаривал за двоих. Другой просто молча стоял рядом, чуть улыбаясь.

– Воздух нынче утром просто чудесный. Теплый и влажный, прекрасно для кожи. Капля холодной соленой воды, теплый дождик – и никакие болезни и даже старость вам не страшны, я вот ему все время об этом твержу, – он протянул нам миску, наполовину наполненную блестящими, спелыми фиолетовыми ягодами. – Хотите ежевики?