Солярис. Непобедимый. Звёздные дневники Ийона Тихого

Запись 116318. Арабеус рассказывал мне сегодня, что он всегда питал тайную надежду, будто звезды и ракеты имеют одну только сторону – ту, что обращена к нам, а позади лишь пыльные стеллажи да веревки. Так вот почему он полетел к звездам! Открыл он мне также, что некоторые женщины что-то кладут в бельевые шкафы – по его мнению, не только белье, но и яйца. Это могло бы свидетельствовать о стремительном регрессе в эволюционном смысле. Ему, наверное, было неудобно вот так задирать ко мне голову, стоя на четвереньках. Беспокоит меня его младший брат. Восьмой год стоит у меня в передней, вытянув вперед указательные пальцы. Может, у него начинается кататония? Сначала машинально, а потом по привычке начал я вешать на него пальто и шляпу. Он может по крайней мере сказать себе, что и от него есть какая-то польза.

Запись 116319. Становится все более пусто. Дифракция, сублимация – или попросту все переходят вследствие эффекта Допплера в инфракрасную область спектра? Орал сегодня во весь голос на средней палубе, и никто не появился, кроме тетки Клотильды со спицами и недоконченной перчаткой. Пошел в лабораторию – кузены Митрофан и Аларик, чтобы исследовать траекторию шкварок, топили свиное сало и лили жир в воду. Аларик заявил мне, что в нашем положении гаданье надежней, чем камера Вильсона. Но почему, окончив расчеты, он все съел? Не понимаю, а спросить его не решился. Исчез прадядя Эмерик.

Запись 116320. Прадядя Эмерик нашелся. Каждые две минуты он восходит с регулярностью, достойной лучшего применения, на бакборте; в верхнем оконце видно, как он достигает зенита, после чего заходит на штирборте. Ни чуточки не изменился, даже на орбите последнего отдохновения! Но кто и когда его выпихнул? Ужасная мысль!

Запись 116321. Дядя так точен, что по его восходам и заходам можно секундомеры регулировать. Что самое странное, он начал отбивать часы. Не могу этого понять.

Запись 116322. Он просто задевает ногами о верх корпуса в самой низкой точке своей орбиты, и края его подошв либо каблуки ударяют по головкам заклепок на обшивке. Сегодня после завтрака он пробил тринадцать –

случай или предзнаменование? Незнакомец на метеоре несколько отстал. Продолжает лететь неподалеку. Сел я сегодня за стол, чтобы сделать запись, а стул говорит мне:

«Как странен этот мир!» Я подумал, что кузен Иезайя добился успеха, но это был всего лишь дед Арабеус. Сообщил мне, что он – инвариант, то есть тот, кому все равно, так что я могу не вставать. Кричал я сегодня целый час на верхней палубе и на пандусе. Ни души нигде. Только клубки шерсти и спицы летали в воздухе да пара карточных колод для пасьянса.

Запись 116323. Существует особый метод, чтобы сохранить душевное равновесие, – выдумывают разных несуществующих людей. Что, если я давно уже этим подсознательно занимаюсь? Но как давно? Сижу на упорно молчащем Арабеусе с хнычущим ребенком в ящике – я назвал мальчика Ийоном – и кормлю его из бутылочки, тревожась, где же я теперь найду ему жену; пока еще время вроде есть, но в этих условиях ничего не известно. Сижу вот так и лечу…

Это последние слова моего отца, записанные в дневнике, – остальные страницы отсутствуют. Я тоже сижу в ракете и читаю, как кто-то другой, то есть он, сидел в ракете и летел. Итак, он сидел и летел, и я тоже сижу и лечу. Так кто же, собственно, сидит и летит? Неужели меня вообще нет? Но корабельный дневник сам себя читать не может.

Значит, я все же существую, поскольку читаю его. А может, все это подстроено? Вымышлено? Странные мысли…

Допустим, что он не сидел и не летел, однако я попрежнему сижу летя, то есть лечу сидя. Это несомненно. В

самом ли деле? Самое несомненное – что я читаю о том, который летит и сидит. Что же касается моего сидения и полета, то как я могу в этом удостовериться? Комнатка обставлена довольно убого, это скорей каморка – наверное, в межпалубном пространстве; но на чердаке у нас была точь-в-точь такая. Достаточно, правда, выйти за порог, чтобы проверить, не иллюзия ли это. Ну, а если это иллюзия и если она продолжится за порогом? И нет ничего решающего? Этого не может быть! Потому что, если бы дело обстояло так, что я не лечу и не сижу, а только читаю о том, что отец летел и сидел (причем на самом деле и он не летел), то это означало бы, что я через свою иллюзию познаю его иллюзию или же мне кажется, что ему кажется.

Или, может, мне кажется то, что ему представляется? Иллюзия в иллюзии? Допустим, но отец ведь писал еще и о том, который летит, сидя верхом на метеоре. С ним-то получается, пожалуй, совсем плохо. Мне кажется, что отцу казалось, что тот сидит верхом, а если и тому тоже лишь казалось, так совсем уж ничего не известно.

Голова у меня разболелась, и опять, как вчера и позавчера, приходится думать о епископах в фиолетовых сутанах и о синих носах, о васильковых глазах, о голубом Дунае и фиолетовой телятине. Почему? И я знаю, что в полночь, когда прибавлю скорость, буду думать о яичнице –