Солнечная пыль

– Но мама с дочками приезжала год назад, – напомнил отец. – И даже почтили меня своим вниманием, навестили. Но вообще мы тогда провели с ними чудесный день. И девочки такие красавицы! Так и просятся на холст. Все же Ирина великолепная женщина и лучшая в моей жизни. Дурак я был, что разошелся с ней.

– Именно, – сухо ответил я.

– На все воля Божья, – пробормотал он. – Да и уж очень разные мы были, сходились лишь в одном – в бешеном темпераменте. Ох, как мы скандалили! Кончилось бы все тем, что мы рано или поздно поубивали друг друга. Но какая страсть!

Отец опустил голову и начал улыбаться.

– Со временем страсть утихает, – ответил я. – Вы бы притерлись, смогли находить компромиссы.

– А тебе ведь уже двадцать четыре, но все еще не было ни одного серьезного романа, – сделал он странный вывод. – Мария тоже прекрасная девушка, насколько я мог судить. К тому же с тонким художественным вкусом. Чего тебе еще надо-то было? Почему расстались?

– С тонким вкусом?! – взвился я. – Конченая барахольщица! Всякую дрянь в дом тащила, да еще и на мои деньги покупала.

– Ну ты же не обеднел, – ехидно заметил он. – Подумаешь, девушка любит безделушки. Нужно потакать милым женским капризам, все это так безобидно.

– Да?! – окончательно разозлился я. – Посмотрел бы я на тебя, если бы твоя девушка приобрела на интернет-аукционе уродливую статуэтку за семь тысяч евро…

– Дева Мария, спаси и помилуй! – прошептал отец.

– Ладно, не будем говорить о моей бывшей, – сказал я более спокойным тоном. – Расскажи, как твои дела. Мама всегда о тебе спрашивает.

– И это очень приятно, – подобревшим голосом проговорил он. – Не забывает меня… Может, передать ей какую-нибудь из моих новых картин? – воодушевился отец. – Я последнее время необычайно вдохновился геометрической абстракцией…

– Нет! – твердо произнес я. – Я ничего через таможню не потащу.

– Ах да, таможня… свои правила провоза ценных произведений искусства, – довольным тоном заметил отец.

Я не смог сдержать улыбку, но от комментариев на тему ценности его работ воздержался.

Принесли наш заказ. Мы молча принялись за вкуснейшую еду. Когда расправились с первыми кусками нежной трески в белом соусе, снова оживились. Беседа потекла непринужденно. Отец рассказал о своих новых картинах, поведал, что приглашен на выставку современного искусства, которая в первой половине июня пройдет в Лонха-де-ла-Седа.

Для несведущих читателей поясню, что это самый известный архитектурный памятник Валенсии – так называемая «шелковая биржа». Готический комплекс состоит из башни, в которой когда-то находилась капелла, и тюрьмы, куда отправляли похитителей шелка и тех, кто не мог расплатиться за покупку. Имеется большой Колонный зал, в котором и происходили «шелковые» торги. Под ним располагается часовня Зачатия Богородицы.

– И где состоится выставка? – со смехом уточнил я, вспоминая яркие, но бессмысленные, на мой взгляд, картины отца, выполненные в стиле поп-арт. – Не иначе как в тюремных помещениях…

– Глупости! – отрезал он. – Нам отвели Колонный зал.

– Ну понятно, – сказал я, – туристы обычно валом валят в это задние… Думаешь, кто-то позарится на ваши картины?

– Туристы как раз понимают больше местных жителей, – сухо проговорил отец. – Они-то и покупают произведения искусства.

– Ладно, папа, прости, – опомнился я. – Я же ничего не смыслю в этом. Могу лишь сказать, нравится или нет.

– И мои картины тебе совсем не нравятся? – настороженно спросил он.

– Ты, несомненно, талантлив, – искренне ответил я и увидел, как отец вспыхнул от удовольствия. – Но мне больше по вкусу твои работы в классическом стиле, где девушки – это именно девушки во всей своей плотской красоте, а не какие-то изогнутые кричаще яркие линии… Короче, я просто не понимаю современное искусство, вот и все. Но… – начал я и замолчал.

– Что ты хочешь сказать? – заинтересовался отец и пристально на меня глянул. – Давай, сынок, выкладывай.

– …Я понимаю, что ты всегда самовыражаешься, – продолжил я. – И это здорово, что ты далек от условностей. Наверное, художник и должен быть таким, внутренне свободным и не ориентирующимся на законы рынка.

– Так-так, продолжай, – сказал он и заулыбался.

– Я вот тоже… правда, Мария сыграла свою роль, подначивала меня, высмеивала… – неуверенно произнес я.

– И? – подтолкнул меня отец.

– И я начал писать готический роман.

Признание все же вырвалось, я со странным волнением смотрел на отца. Он улыбался.

– Ты должен меня понять, – торопливо добавил я. – Кто, как не ты? Статьи для автомобильных журналов – это одно, но мне захотелось самовыразиться, как это делаешь ты. И я пишу и наслаждаюсь. Это так странно. Это же чисто для себя, никто мне роман не заказывал, будет ли он когда-нибудь издан, я не знаю, литагента у меня нет, а значит, перспективы туманные, но все равно пишу, как одержимый.

– Прекрасно! – наконец изрек отец. – Но почему же готика? Это же мрачно и страшно, если я ничего не путаю. Думаю, на рынке спросом пользуются… детективы и любовные романы.