Солнечная ртуть

У Агаты дёрнулся уголок рта. Никто ещё не обзывал её гувернантку старушкой, и это прозвучало очень смешно. Служанка одним своим появлением благотворно действовала на раскисшую принцессу. Но эйфория длилась недолго: Лира заявила, что пришла попрощаться.

— Мне сегодня край надо ехать. Вчера мне дали жалованье, а третьего дня мы встретились с Ильдой и Рамоном. Они немного пожурили за то, что я отказываюсь от хлебного места, но не возражают. Мне тут тесно, что поделать. Другие горничные привыкли и довольны, а я так не могу. А у тебя, твоё высочество, воли так совсем никакой. Бедняжка, раньше мне казалось, что принцессам весело живётся!

Лира усадила Агату рядом с собою на ступеньки и, пока говорила, перекладывала вещи в мешке. Пожитки акробатки были скудными, почти нищенскими, но она этого как будто и не замечала. Впрочем, всё было добротным. Крепкая пряжа заштопанных чулок. Железная миска и ложка, фляга с гравировкой, которую невозможно расшифровать. Несколько рубашек и свёрток с едой: сыр, хлеб, варёные яйца, овощи, запеченное мясо. Манго. Агату удивил такой набор.

— Ничего не украла, всё честно заработано! — похвасталась Лира, словно думала, что принцесса не знает иных способов достать столько провизии, кроме как украсть. — А это — она кивнула на манго — выклянчила на кухне. Всю жизнь мечтала попробовать. Повариха меня чуть не пришибла, но всё же согласилась, в обмен на мой передник. Он мне всё равно теперь без надобности.

Фрукт был маленький и совсем зелёный. Повариха знатно постаралась, чтобы найти самый никудышный экземпляр.

— Ему нужно дозреть. Пока не ешь.

— Хм… Ладно, уговорила!

Манго отправилось зреть рядом с чулками. На дне мешка в кожаный потрёпанный кошель были утрамбованы деньги. Агате редко доводилось брать в руки монеты или купюры, но она знала наверняка, что на всех на них портрет её матери. Лира словно прочитала эту мысль.

— Если б не твоя болезнь, я бы так и не увидела короля и королеву, даже издалека. А теперь придётся доказывать людям, что я видела их обоих, да ещё вблизи! Эх, жаль, никто не поверит, что я сидела на лестнице с наследной принцессой.

Акробатка беспечно наклоняла голову из одной стороны в другую и раскачивала носами своих больших, с чужой ноги ботинок. Они были какого-то странного покроя, Агате очень хотелось спросить, не клоунские ли они — Лира сама говорила, что добрая часть её гардероба состоит из обносков цирковых артистов. Но принцесса подозревала, что такой вопрос может показаться обидным, тем более, что сама Агата сидела в мягких замшевых туфлях с речным жемчугом на пряжках.

— Не хочу, чтобы ты уезжала. У меня здесь нет никого, а уж эта Этель! Видела её? Её общество стало карой за все мои грехи! Раньше меня попрекали излишней живостью, а теперь требуют, чтобы я была веселей. Но забыть о том, что мать меня презирает, у меня получается только с твоей помощью. И вот теперь ты уезжаешь насовсем… Всё, что мне осталось — радоваться за тебя, раз тебе там лучше. Мне обидно, но я и правда рада!

Лира схватила её за руку, не снимая своих вязаных и грязных перчаток с отрезанными пальцами. Веснушки у неё на лице пестрели, будто созвездия. Где-то там, в обсерватории, астроном сидел и думал, что принцесса прогуляла урок. На самом деле нерадивая ученица почти добралась до него. Если бы он только знал, в чём дело, то наверняка бы извинил Агату.

— Как жаль, что мы расстаёмся! И эта твоя свита — я боялась, что так и не смогу попрощаться с тобой. Кружат как паршивые стервятники, никого к тебе не подпускают! Сегодня я целый день была неподалёку, всё прикидывала, как бы эдак подобраться поближе. А тут смотрю: твоё высочество само свернуло к башне!

Лира весело тряхнула головой и похожие на красную солому короткие волосы стали топорщиться пуще прежнего. Она напоминала озорного мальчишку и без передника чувствовала себя прекрасно. Циркачка бойко тараторила, но не забывала, в отличии от Агаты, смотреть по сторонам, чтобы не проворонить незваных свидетелей их разговора, и следила за временем.

— И никто не знает, что ты уходишь навсегда? И не догадывается, куда?

— Ни одна душа! Все думают, у меня выходной. А не то пришлось бы потерять часть жалованья. А куда я ухожу — не знаю и сама. Кибитка, которую лошадь таскает по сотням дорог — вот мой дом, мой и моих родных. Знаешь, в ваш замок не пускают проходимцев вроде меня. Пришлось справлять кой-какие документы. Так что вся подноготная известна только тебе. С другими откровенничать не приходилось: я для них слишком странная.