– Он пока еще общается с Богиней, – сказала Голубка. – Пожалуйста, позаботься о бульоне. Заступнику он скоро понадобится.
Когда девушка снова выскочила из комнаты, Голубка раздавила зубчики чеснока и смешала их в деревянной миске с медом. Когда средство было готово, Голубка сняла повязку с руки Верного Глаза. Стараясь работать быстро – без повязки кровь потекла снова, – она нанесла липкую смесь на длинный порез и кожу вокруг него. Затем она сжала неровные края одной рукой, а другой взяла чистые бинты и потуже перевязала Верному Глазу руку.
Голубка стерла остатки засохшей крови с лица и шеи любовника, а потом села рядом с ним, удерживая его раненую руку у себя на коленях и надавливая на нее своим весом. Она сидела, мерно покачиваясь, и разговаривала с любимым, не умолкая.
– Очнись, мой Заступник. Ты должен со мной поговорить. Я не могу представить мир, в котором нет твоего глубокого, умного голоса. Ты нужен мне, любимый. Пожалуйста, вернись.
Она не ответил и даже не шевельнулся, но Голубка с облегчением почувствовала, что его дыхание стало глубже. Ей удалось влить в него несколько глотков воды, хотя глотал он скорее рефлекторно. Огонь в светильниках прогрел воздух, и на балконе стало теплее. Вскоре после того как Верный Глаз перестал дрожать, Лили вернулась, неся с собой аромат густого мясного бульона.
– Госпожа, бульон готов!
– Спасибо, Лили. Можешь нас оставить.
– Но… но когда ты разрешишь вернуться своим Помощницам? Они уже спрашивают, что случилось. Что мне им сказать?
– Скажи им, что через нашего Заступника говорит Богиня. Если такой ответ их не удовлетворит, они могут спросить Богиню и Заступника, когда им позволено будет вернуться в Храм. И мне жаль тех, кто считает, что может допрашивать бога.
– Да, госпожа.
– Когда придет время, мы с Верным Глазом призовем Помощниц сюда, на балкон Богини. А до тех пор ждите во дворе. Следите за огнем. Коптите мясо. Делайте то, что вам поручил Заступник. Я верю, что ты сумеешь успокоить людей, Лили.
– Я тебя не подведу, госпожа.
Голубка вытянула вперед окровавленную руку, и Лили ухватилась за нее.
– Спасибо, Лили. Твоя преданность в эту трудную минуту значит для меня больше, чем я могу выразить.
Когда девушка ушла, Голубка подвинулась так, чтобы голова Верного Глаза оказалась у нее на коленях. Она с трудом приподняла его массивное тело, чтобы не держать его на весу, и по капле начала вливать ему в горло теплый ароматный бульон. Он судорожно глотал, и Голубка потеряла счет времени, перестала понимать, как давно она сидит, обнимая любовника и заставляя его пить. Она говорила с ним все это время, словно он мог ее услышать – словно он в любой момент придет в себя, заключит ее в объятия, посмеется над ее страхами и напомнит ей, что он могуч, как олень, а для того чтобы его убить, требуется нечто посерьезнее царапины на руке и падения.
Теплые лучи солнца коснулись кожи Голубки, и она подняла безглазое лицо вверх.
– Любимый, солнце уже поднялось. Тебе пора очнуться. Другие ослаблены, они пытаются прийти в себя после пожара. Ты должен быть там, любимый. Ты обещал мне место в облаках рядом с тобой, и я напоминаю тебе об этом обещании.
В ту же секунду она почувствовала в его теле перемену. Он втянул воздух, вздымая могучую грудь.
– Любимый? – Ее руки запорхали по его лицу и почувствовали, как задрожали его ресницы. – Любимый! Ты очнулся!
Он не ответил. Вместо этого он сел, высвобождаясь из ее объятий. Она знала, что он смотрит на нее, – она чувствовала на себе его взгляд. Она робко улыбнулась и протянула к нему руку.
– Как ты себя чувствуешь, мой Заступник?
– Голубка. Какое отрадное зрелище.
Все случилось в одно мгновение. Едва он произнес ее имя, Голубка поняла, что мужчина, который сидит перед ней, больше не Верный Глаз – не ее Заступник и любовник. Будь на ее месте кто-то другой, уловить это изменение было бы сложно, а то и невозможно. Но Голубка отличалась от других. Она провела жизнь, вслушиваясь в голоса людей, и знала то, чего нельзя увидеть глазами. Сомнений быть не могло: что бы ни произошло ночью, это событие навсегда изменило ее любовника.
Ей показалось, что ее сердце вот-вот разлетится на куски. Голубке хотелось закинуть голову в небо и закричать от отчаяния и осознания потери, но за свою короткую жизнь она научилась выживать, и привычка защищать себя, чтобы выжить, была в ней сильна – сильнее даже ее разбитого сердца.
Голубка заставила себя улыбнуться.
– О мой Заступник! Я знала, что ты вернешься!
Она подалась вперед, раскрывая объятия. Ей не требовались глаза, чтобы почувствовать, как он колеблется, но она осталась на месте, ожидая его и улыбаясь, словно между ними все было по-прежнему.
Наконец он ее обнял.
– Я и забыл, какой мягкой бывает кожа женщины. Как приятно…
– Любимый? Я… я тебя не понимаю. – Она заставила себя расслабиться в его объятиях, уступая ласкам, которые становились все более жадными, более грубыми. – Мы были друг с другом много раз. Почему это ощущение для тебя ново? Ты… ты каким-то образом переродился?