Солнечный ход

Нарисуй, дружок,
не кружок, а дверь.
На засов запри
и навесь замок.
А под ней казенный
лежит портфель…
На него больной головой прилег
нашептавший нас на досуге Бог.
И не сед он даже по тем местам,
где, к стыду сказать,
не бывать устам,
потому что нет подходящих слов
у бредущих снизу земных послов,
потому что шаг
башмаков бескрыл
нестерпимым скрипом
сырых перил,
от которых лестничный
тот пролет
воспарил над сонмом
кирпичных сот.
До него дойти, как взлететь во сне
и проснуться бабочкой на стене,
под подъездной лампочкой
в потолке
на кристально
выветренном плевке.

Синица в руке

Наверное, я придумал себе богов,
как жаждущий славы —
венки, ордена, чины,
памятники, дураков,
печаль, скользящую
по долине твоей щеки
рекой,
которую можно поймать,
словно ящерицу, рукой…
Играться потом с хвостом,
поститься, жениться,
пускаться в карьерный рост.
И хвост тот в руке будет биться,
как та синица
в памятник,
украшающий тот погост.

Отражения

Проведи рукой по окончаниям.
Чувствуешь за ними продолжение?
Нежных пальцев легкие касания
возвращают к жизни отражения,
и они, срываясь с амальгамы,
мотыльками вьются в лунном свете,
бабочками солнечной поляны.
В колпачках сачков хохочут дети.

Творчество

Опять привет!
Я вышел на пустыню.
Здесь нет земли, и неба тоже нет.
Есть только сны
про бога и богиню,
лишивших мир любви и новизны.
Куда грести?
Ни весел, ни веселья.
С кем говорить?
Пойди – найди жука.
И время здесь упало от бессилья,
и в нем завязла левая нога.
– Привет!
– Привет.
– Куда мне, как, откуда?
Ни камня нет, ни черта, ни Иуды.
Желтушная песочная свобода —
нет ни земли, ни солнца, небосвода…
Присесть куда, прилечь,
куда взглянуть?
Начну творить.
И тут же ниоткуда
проглянет лес.
И скудная минута
тебя поднимет снова до небес.

вангельская песенка

Герману Виноградову