Солнечный ход

Старый цирк снесли неслышно,
не оставив и фасада.
Обещали, что оставят,
но потрескался фасад.
Раньше я шатался часто
от Колхозной до Арбата,
напевая Окуджаву,
не на память, наугад.

Мне теперь не до прогулок:

Колобовский переулок,
мой любимый, изменился,
растерял свое тепло.
Где была друзей квартира —
там теперь контора МУРа,
где мой папа был директор —
там вакансия теперь.

В желтых окнах винзавода,

за решетками, бутылки
проезжали звонким строем
в наполнительный отсек.
Сколько жил в Москве – не ведал,
как добраться до Бутырки,
а теперь из любопытства
я расспрашиваю всех.

Старый цирк снесли неслышно, не оставив и фасада.

Обещали, что оставят, но потрескался фасад…

Метель в Переделкине

Метель раскручивала землю,
как карусель худой бездельник,
руками упираясь в спины
идущих по лесной дороге,
в заборы, в крепости, в остроги,
и в круговерти на смотрины,
как будто к смерти
черный ельник
нас затащил перед вечерней,
стянул в кюветы с середины
дороги, ведшей к той вершине,
где наши прадеды и деды
обряды древние вершили.

Метель металась над погостом,

как ветром сорванная простынь
с веревки бельевой у дома,
которым управляет дрема
в теченье медленного часа,
пока хозяйка в людной церкви
рыдает пред иконостасом.
Метель над кладбищем металась —
бела и холодна, как старость,
и об распятья ударялась,
по ним сползала на холмы.

Метель. А где же были мы?

Где наша молодость осталась?
С какой завьюжной стороны?

Сдуваем ветром, благовест

из-за сугробов раздавался —
звон колокольный в ритме вальса.
Для нас, бежавших от невест.
Для них – которым Бог судья,
которым боль несносней злобы.
О, Господи, какие тропы
даруешь бросившим меня?

Метель.

И мокрый снег по пояс.
Декабрь это или совесть?
Быть может сон?
Быть может бредни?
Но хоть к заутрене,
к обедни
прийти б…

1981

Патриотическая

Родина, ты песня недопетая,
от которой пробирает знобь.
Деревца игриво машут ветками,
Когда пашет землю землероб.

И комбайн не просто трактор с кузовом,

А баян, трехладка, скрипунок.
Кто проходит мимо – слышит музыку.
Это землю роет землероб.

Черви дождевые перепаханы

На здоровье чаек и ворон.
И дурманят нас хмельные запахи
Проходящих рядышком коров.

А комбайны, да раскомбайны,

словно лабухи,
разыграли трудовой ансамбль.
И начальник
сходит к нам по радуге.
Сам бль…

1985

Корни

Затих ветров невидимый орган,
застыла молча траурная месса
среди стволов, закутанных в туман,
разъединивший неделимость леса.

И лишь одна осталась в мире связь,

которую мы принимаем слепо,
из века в век вплетая корни в грязь
и устремляя наши ветви в небо.

1980

Этюды