Солнечный ход

Ты не лоза, а мы тебе не дети.
Ты не пастух, считающий овец.
Ты не отец, и нет в твоем завете
ни уголка для загнанных сердец.

Так я орал в церковные ворота

и бил ногами в запертую дверь:
«Уймись, дурак, – сказал мне строго кто-то,
сверкнув зрачками в узенькую щель, —

сейчас я позвоню – и будешь в клетке

трезветь под бой ментовского дубья».
Луна катилась по еловой ветке
и вслед за ней катилась жизнь моя.

Я молча шел тропою от погоста,

смеясь на звезды черного ручья.
И понял вдруг отчетливо и просто,
что жизнь моя, воистину, ничья.

Я звал его, выблевывая печень,

я бился лбом в кропленый белый таз,
но он был нем ко мне,
мне было нечем
к себе привлечь его лукавый глаз.

Я пил неделю за ребят, которых

раскладывал по гробикам в Чечне,
я пил за то, чтобы не нюхал порох
никто из них и не горел в огне.

Я пил затем, что выброшен в гражданку —

слюнявлю дни без денег, без любви —
я ей в глаза смотрю, как в дуло танку,
с которым в этом мире мы одни.

Я звал его. Не чекаясь. По рюмке.

Занюхать жизнь шершавым рукавом.
А он не шел.
В меня вселился люмпен
и жил во мне, как в доме дармовом.

Спасибо вам, конечно, что остался —

один из сотни выжил в том бою.
Спасибо, что потом читал, смеялся.
Спасибо, что сейчас я водку пью.

А он молчит – ни чуда, ни причуды.

Крапленый таз и запертая дверь.
Я понимаю страх и боль Иуды.
Я б выпил с ним, но нет его теперь.
Вот мне похмелье в грудь,
вот мне награда —
один на танк с контуженной душой.
Зайди ко мне, мне ничего не надо.
Я слышал, ты пушистый и большой,

как мир, в котором нет ни зла, ни яда,

а только свет, а только жизнь и труд.
Не пей со мной, лишь намекни, что рядом,
что был всегда и вечно будешь тут.

Мне голос был – его я не услышал.

Мне был намек – но как-то невдомек.
Я испугался, что мне сносит крышу,
и все забыл.
И сильно занемог.

Предосторожность

Оберегают не людей
от мыслей правильных и точных,
а мысли от затей порочных
и липкой сладости идей.

ИРОНИЧЕСКИЙ КРУГ

Болливуд

Ах, Болливуд, тебя придумал Киплинг —
помойка с кобрами, кувшинка и кувшин,
и хитрый, мудрый Рикки-Тикки-Тави —
прообраз всех пронырливых мужчин.

В змеиных яйцах зная толк крысиный,

он в корень зрел, за шторками таясь,
пока мужчина на горячем ложе
вершил свою возвышенную связь.

Рик цапал кобру подлую за шею,

подмигивая мальчику в углу,
который папу наблюдал, как змея,
вползающего в ласковую мглу.

И Киплинг тут же. То он Рикки-Тикки,

то скромный мальчик, то коварный змей.
О, Индия! Танцует каждый пальчик
по кругляшкам пылающих страстей.

Тётя, Тётя