Сольник

Рождество, ночная пьеса, декорации из леса,
Клюквенный сироп из крови да приклеенные брови.
 Одиночество из глины, бутафория из тела,
Души пенятся от мыла, на щеках прыщи от мела.

Из папье-маше — клише.

Ватой — облака неволи, вот семья, а вот пещера,
Недоученные роли, на пупах свернулась Вера.
Марля снега, звезд софиты, разбежались неофиты,
Режиссер кричит и злится (тоже хочется напиться).

Посмотри на эти рожи — в чем-то все творцы похожи.

Спонсор рядом с Барби мертвой,
                    целлофан, тузы, шестерки,
Крики, пыль, суфлер, фольга — ее куриная нога.
За кулисой ждут войска с деревянными мечами,
Вождь с прибитыми лучами чешет дулом у виска.
Не держава, а доска, не победа, а тоска.

Дан звонок, поплыли сцены, в зале грустная страна,
Мрачно смотрит на Надежду, Веру и Любовь она.
Мат стоит над Палестиной, рев зверей, гора картона,
Роды, тайные причины, реют флаги из бетона.
Все дары волхвов украли, ясли оружейной стали
Утащил голодный сторож, как сыграть нам пьесу,
                                      Боже?
Ослепительных приборов нужно больше, господа,
Чтобы толще засияла Вифлеемская звезда!

Электричество поели да пожрали провода.

Я грущу, смотрю спектакль, третьим планом
                                      В глубине —
Заспиртованный младенец спит в петровской
                                      Колыбели,
Улыбается метели и подмигивает мне…

миллениум

Сегодня все мы символисты,
Футуристы, имажинисты.
Вакханалия эзотерии.
Картонные самоцветы, фонарики эпох,
Пьеро — домино,
На коленях Светы и Марии.
Крашеные постмодернисты
Откупоривают вино.
Даже в попсе сегодня есть что-то от декадентов,
Всеобщее самоубийство,
Коллективный теракт петард,
И усиливая тайну момента,
В каждом рту надрывается бард.
Маскарад, фантики, мишура,
Детство человечества, даже душа вора
Сегодня жаждет идеализма.
Даже руке убийцы противен вид топора.
Даже лицо президента (Странная метаморфоза)
Срывает аплодисменты,
Декламируя про шипы и розы.
Про небеса туманные, бесснежные,
Про поцелуи и объятия нежные…
С чем поздравляем мы, старик, друг друга,
Рот вяжет кислым петербуржская метель,
Как дорожим мы ограниченностью круга,
Но где она, рождественская ель?
Я наблюдаю, как штурмует праздник город,
Шутихами до слез ослеплена,
Иллюзия приподнимает ворот —
Забытая старуха у окна.
Чей дом напротив.
И от мысли ёжась,
Что в чем-то праздник и война похожи,
Я виски пью, массируя виски.
Изнанка праздника — убийство одиноких.
Здесь пустота нас режет на куски.

трек 4

капитан марковец (1995)