Солнце

Я вскакиваю на ноги, полная ярости. Раны в душе все еще свежи.

Из-за аварии вся моя жизнь пошла наперекосяк. Как он смеет так говорить?

– Что ты несешь, Уилшер! Откуда ты знаешь о моей семье? Об аварии? – спрашиваю я четким злым голосом. – С чего ты решил, что виновник – твой брат? Вы решили поиграть со мной? Это ваш способ заставить меня сделать то, чего вам очень хочется?

Дастин успокаивает меня и сажает обратно – в отличие от меня он остается хладнокровным в эти минуты.

– Давай выслушаем его, Санни, – просит он меня. – А потом решим, что делать.

Я соглашаюсь.

То, что Крис рассказывает, разрывает меня на части. Но теперь я остаюсь спокойной – держу эмоции в узде и просто слушаю. Про то, как отец Криса отправил его за границу, потому что решил, что виноват он. Про то, как Кристиан смог все вспомнить. Про то, как решился пойти в полицию.

Мне все это кажется выдумкой – таких совпадений не бывает. Но одновременно мне хочется верить Крису. Не потому, что он убедительно говорит – напротив, сегодня его речь сбивчива и обрывиста, а потому, что его глаза лихорадочно блестят.

Я не знаю, что думать.

Меня раздражают беспросветное выражение лица Дианы и ее дрожащие пальцы.

Меня терзают воспоминания о больнице, когда я не знала, выживут ли Эш и Мэган или нет.

Меня мучает несправедливость – почему этот подонок Адам на свободе?

Меня изводит необходимость выслушивать все это и решать – правда или нет.

Меня убивает мысль о том, что я должна сделать выбор. Выбор, с которым я не могу ошибиться.

И я… Я растеряна. Подавлена. Испугана. Ведь столько всего произошло!.. А они – все трое – ждут от меня чего-то.

– Не знаю, – говорю я честно. – Не знаю, верить вам или нет. Не знаю, что делать. Ничего не знаю.

Я смотрю на Дастина, ища поддержки, а он вдруг встает с кресла.

– Идем, Уилшер, пусть Санни и Диана пообщаются без нас, – решает он. – Это их дело.

– Хорошо, – не сразу, но соглашается тот. Я вижу, как он сжимает руку Дианы, и она смотрит на него словно маленькая девочка на старшего брата, покидающего ее.

– Вам нужно поговорить без нас. Решить все самим, – говорит Дастин. – Вы слишком крепко повязаны друг с другом.

Уходя, он ободрительно касается моего плеча. Я знаю, что он хочет мне сказать:

«Любое твое решение – правильное. Потому что оно – твое».

И я мысленно благодарю его.

– За мной, пес, – хлопает себя по бедру Дастин, явно измываясь над Крисом. Тот яростно пихает его в спину.

– Не смейте драться! – кричу я им вслед.

Дверь за ними закрывается.

Мы остаемся одни. Я и она.

Впервые.

Я стою у окна, опираясь на подоконник и скрестив ноги. И в спину мне бьет теплый солнечный свет. Она сидит на диване, сложив на коленях бледные, почти белые руки. На ее лицо падает тень.

Мы не смотрим друг на друга. И не знаем, что говорить. Это ужасно неловкая ситуация. Гнетущая и тревожная.

Надо бы с чего-то начать, но я не могу. Пусть начинает она.

– Я хотела сказать тебе, Ховард, – произносит наконец Диана и на секунду прерывается, потому что ей не хватает дыхания. – Хотела сказать, что у меня есть гордость. Это все, что у меня сейчас есть.

Она замолкает, словно собирается с силами. И говорит еще медленнее. Будто каждое слово для нее – стекло, на которое она наступает, терпя боль. Голос у нее тоже стеклянный – звонкий, хрупкий, но того и гляди «разобьется» – сорвется, охрипнет.

– Я не могу отбросить свою гордость в сторону. Не могу умолять тебя. Не могу встать перед тобой на колени и просить. Я… – Диана снова судорожно вдыхает воздух, а потом продолжает, стараясь, чтобы голос ее звучал равнодушно: – Я бы не пришла к тебе, если бы не Кристиан. И я не знаю, как просить тебя о помощи. Я не умею, и я не буду. Понимаю, что ты ненавидишь меня. Презираешь. Считаешь настоящей тварью. – Она снова ловит губами воздух. – Тебе должно быть наплевать на мои проблемы, потому что ты погрязла в своих. И это правильно.

Она снова молчит. Ее нервы натянуты до предела. Мои – тоже.

Происходящее кажется сном.

– Я не знала, почему ты согласилась петь за меня, – продолжает Диана, и ее звенящий как стекло голос едва заметно подрагивает. – Не знала про твоих родственников и про то, что ты оплачивала их лечение. Мать не говорила мне, а я… Я никогда не интересовалась. Я всегда думала, что ты – алчная стерва, которая польстилась на деньги. Продала свой талант. И я считала – если ты так поступила, значит, ты не была достойна этого таланта.

– А ты достойна его? – роняю я. Мне не хочется быть ее судьей. Не хочется решать ее судьбу. Мне хочется начать ее ненавидеть, чтобы оттолкнуть, но я не могу. Однако обнять ее и заявить, что теперь мы подруги навек – тоже. Я слишком далека от Мунлайт. А она – от меня.

Мы слишком разные.

Единственное, что я точно знаю – ей тяжело. Голос выдает Диану.