Солнце и Замок

– Зовут оптимата Симуляцион, – сказал он лодырю с пристани. – В «Лебеде» он останавливался три ночи назад. Содержателю гостиницы об этом скажи и добавь: оптимат-де желает снять ту же самую комнату.

– Как же не хочется бросать дело на полпути, – признался незнакомец, нащупывая кошель и неловко возясь с узлами шнура, стягивавшего горловину. – Однако на юг я теперь вернусь только после того, как поправлюсь.

– Если в тебе есть хоть капля ума, ты туда впредь не сунешься вовсе.

Лодырь швырнул пожитки незнакомца на причал и спрыгнул на настил сам.

– Хочу отблагодарить тебя хоть как-нибудь, – сказал незнакомец, вынув из кошеля хризос. – Скажи, не мог бы ты вернуться к следующему полнолунию, отыскать меня и, если успею поправиться, снова сходить со мной в низовья?

– Не возьму я твоего желтяка, – ответил Эата. – Вот азими, который ты за аренду пики мне задолжал – дело другое.

– Но ты вернешься?

– За азими-то в день? Конечно, вернусь. И любой другой лодочник вернулся бы охотно.

Незнакомец задумался, не сводя взгляда с Эаты, безмятежно глядевшего на него в ожидании продолжения.

– По-моему, тебе можно довериться, – наконец сказал он. – Не хотелось бы мне, понимаешь ли, идти к тем развалинам с кем-то другим.

– Вижу, – усмехнулся Эата. – Потому и собираюсь дать тебе дельный совет. Отойдешь от реки пару улиц, увидишь там мастерскую ювелира с Озеллой – это такая золотая птичка – на вывеске.

– Что такое Озелла, я знаю.

– Значит, найдешь без труда. Сверни свою карту… – Осекшись, Эата расхохотался от всей души. – И не стоит так дергаться. Хочешь вести дела с людьми вроде меня, для начала лицом владеть выучись.

– Не думал, что тебе про нее известно.

– Она у тебя в сапоге, – понизив голос, сообщил Эата.

– То есть ты за мною подглядывал?!

– В смысле, видел, как ты вынимал ее? Нет. Вспомни: раз, присев на планширь, ты отдернул от воды ноги, а после еще и спать лег, не разувшись. Для лодочника такое в порядке вещей, но ты?.. Нет, ты б сапоги непременно сбросил, не будь в них еще чего-нибудь, кроме собственных твоих ног.

– Вот оно как…

Эата отвел глаза, устремив взгляд к юго-западу, вслед неторопливому, безостановочному течению великого Гьёлля.

– Знавал я человека, разжившегося одной из таких карт, – сказал он. – Видишь ли, указанные на них клады можно искать полжизни и ничего не найти. Быть может, нужное место теперь под водой. Быть может, клад давным-давно найден кем-то другим. Быть может, его вообще никогда не существовало. Понимаешь? А главное, верить уже нельзя никому. Ни лучшему другу, ни даже собственной женщине.

– А если друг с его женщиной, сговорившись, отнимут или украдут карту, – подхватил незнакомец, – кто-то из них вполне может прикончить другого, чтоб все забрать самому. Да, вижу, вижу, к чему ты клонишь. Не думай, мне карта досталась не так. Свою я нашел между страницами одной древней книги.

– Я надеялся, что тебе досталась моя, – неторопливо продолжил Эата. – Однако к чему я клоню, ты так и не понял. Я сам, нарочно устроил так, чтоб они утащили ее. Чтоб забрали и отвязались от меня навсегда. Чтоб самому не закончить так же, как те, с кем мы давеча бились. Напился, ключ им, будто бы невзначай, показал, а потом на глазах у них запер карту в сундук.

– Но проснулся, – заметил незнакомец.

Эата повернулся к нему.

– Так Лет, идиот, замок ломать начал! – с неожиданной злостью прорычал он. – Я-то думал…

– Если неприятно вспоминать, не рассказывай. Я любопытствовать не стану.

– И он, и Синтихия были куда моложе моего. Я-то думал, они просто впустую растратят жизни на поиски, так же, как я впустую растратил в погонях за кладом и свою жизнь, и жизнь Макселенды. Не ожидал я, что Лет решится убить ее. Не ожидал…

– Так ведь убил ее он, а не ты, – напомнил ему незнакомец. – И карту красть ты их не заставлял. И вообще, не Предвечный же ты, чтоб за всех и каждого быть в ответе.

– Однако я мог дать им совет… объяснить, что почем, – возразил Эата. – И тебе посоветовал бы сжечь эту карту, только знаю: ведь ни за что не сожжешь. Вот потому ты ее просто сверни, запечатай своей печатью и отнеси к тому ювелиру, о котором я только что говорил. Он – старик честный, за какой-нибудь орихальк запрет ее в несгораемый шкаф, а ты отправляйся домой, выздоравливай в тишине и покое… хотя, если у тебя в голове есть хоть капля ума, за картой ты и поправившийся не вернешься.

Незнакомец покачал головой.

– Нет, я пока здесь останусь, в гостинице. Денег хватит. Да, и азими я тебе еще должен. За пику, как договаривались. Вот, держи.

Эата, приняв серебряную монету, щелчком подбросил ее кверху. В лучах алого солнца новенький, только что отчеканенный азими с отчетливым, глубоко выбитым профилем Севериана на одной из сторон, сверкнул, словно тлеющий уголь.

– Старательно же ты кошель завязал, – хмыкнул Эата. – Узел, другой, третий – и все из страха, как бы я не добрался до денег, пока ты спишь. Однако послушай, что я тебе скажу. Если я вернусь за тобой, мне достанется все, что там есть, до последнего аэса, и задолго до того, как ты что-то найдешь. Сам вытащишь и отдашь, монетку за монеткой.