Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]

Дверь открылась, дверь мансарды, освещенной в окна светом белой ночи.

Полина все еще чувствовала присутствие Ореста, пока отзвук его голоса не пропал во времени.

Мансарда Ореста Смолина. Колокольчик. Орест открывает дверь, входят Марианна и госпожа Ломова.

СМОЛИН. Евгения Васильевна! Какими судьбами?

Евгения не отвечает, с любопытством осматриваясь вокруг.

Марианна прошла в комнату, где она обычно раздевалась, и присела в кресле. Орест даже не взглянул на нее, а бывал ведь всегда с нею приветлив, как с барышней.

На столе Евгения заметила листы, которые поразили ее.

ЕВГЕНИЯ. А эти рисунки с Марианны?

СМОЛИН. Да, как видите.

ЕВГЕНИЯ. Ах, что я вижу?! Это вы с меня писали? Когда? Где вы меня видели?

СМОЛИН. Это все я писал с Марианны. Вас я видел лишь такой, как в портрете, или сейчас.

ЕВГЕНИЯ. А лицо едва намечено. Почему?

СМОЛИН. Здесь главное - фигура, стать, поза. Это этюды с натуры, а не портрет или картина.

ЕВГЕНИЯ. И на лицо скорее здесь я, а не Марианна, признайтесь?

СМОЛИН. В чем я должен признаться? В том, что влюблен в вас? Это правда. Это не преступление.

ЕВГЕНИЯ. Зачем вам это понадобилось?

СМОЛИН. Что?

ЕВГЕНИЯ. Писать с Марианны.

СМОЛИН. Я говорил вам.

ЕВГЕНИЯ. Но почему я узнаю себя?

СМОЛИН. И о том я говорил вам. Я в Марианне угадываю вашу юность. Ваши слова доказывают, что я не ошибся. Напрасно вы сердитесь и устраиваете допрос.

ЕВГЕНИЯ. Я не сержусь на вас. Но все это очень странно. На ваш взгляд, мы с Марианной - близнецы или двойняшки.

СМОЛИН. Нет, вы совсем разные. Но типаж, чисто природный, один. Ничего в этом нет странного. Человеческих типов на чисто природном уровне не так уж много. Я знаю и другую причину, отчего вы в рисунках с Марианны узнаете себя.

ЕВГЕНИЯ. Другую причину?

СМОЛИН. Есть общие типы и у художников. Так у Тициана одного типа женщины, у Ренуара - другого. Видимо, вы - мой тип женщин, или я уже так свыкся с вашим обликом, что все женщины на вас похожи в моих глазах.

ЕВГЕНИЯ. Оказывается, вы умеете не только молчать, но и говорить.

Они совсем забыли о девушке. И тут Марианна, о которой забыли, весьма задетая, не зная, что делать? уйти? куда? - вдруг, не без вызова в движениях и переживаниях, разделась и явилась в мастерской, тотчас оттеснив госпожу Ломову на второй план. Орест рассмеялся и взялся за карандаш, показывая рукой, какую позу ей принять.

ЕВГЕНИЯ (приподнимаясь). Мне уйти?

МАРИАННА. Нет, вы нам не мешаете, не правда ли, Орест? Как я не мешала, когда он писал с вас.

ЕВГЕНИЯ. Есть же разница.

МАРИАННА. И весьма существенная.

Евгения опустилась в кресло у стола, на котором лежали листы с рисунками; Орест писал сидя на табурете, картон с бумагой на коленях; обнаженная девушка, казалось, вольным шагом вступала по земле, освещенной солнцем. Молодость и свобода - как вызов действительности с ее ужасами, там сцена, здесь реальность, как в театре. Живая картина, которая проступает тут же на листе. Что-то чудесное, чем живут художники, часто в нищете. Соприкосновение с вечностью.

Слышно, как захлопнулась с металлическим звоном дверь лифта, зазвенел колокольчик звонка; Орест, подняв указательный палец, мол, замрите, вышел в прихожую.

ГОЛОС СМОЛИНА. Игнатий Григорьевич!

Евгения поднялась и, показывая знаками, что ее здесь нет, скрылась в другой комнате. Орест заглянул в комнату и, пригласив войти Ломова, уселся продолжать работу, как ни в чем не бывало, но Марианна зарделась.

Ломов уселся за стол, где сидела его жена, и с веселым видом уставился на девушку.

ЛОМОВ. Хороша? Хороша! Ей-богу, хороша! Я удивляюсь на вас, Орест Алексеевич, как вы спокойно можете глазеть на ее прелести? Диана!

СМОЛИН. Вот правильно сказали. Диана.

ЛОМОВ. Она Диана, ну а вы-то мужчина или нет?

СМОЛИН. Здесь дамы, Игнатий Григорьевич.

ЛОМОВ. Дамы? Где это они?

СМОЛИН. Дианы разве вам мало?

ЛОМОВ. Ах, здесь Фаина Ивановна?

СМОЛИН. Нет.

ЛОМОВ. Приехала одна?

СМОЛИН. Нет.

ЛОМОВ. Ну, что вы заладили нет и нет.

СМОЛИН. Вы по какому делу?

ЛОМОВ. Хотел купить ряд ваших вещей. Вот этих.

СМОЛИН. Не продаются. Это же черновые наброски.

ЛОМОВ. Подарите.

СМОЛИН. Это пожалуйста.

МАРИАННА (делая знаки Ломову уйти). Ради Бога, не надо.

СМОЛИН. Я сейчас.

Орест поднялся и прошел в другую комнату. Ему не хотелось, чтобы Евгения Васильевна подумала, что Ломов бывает у него с тех пор, как он начал писать с Марианны. Пусть сам ей объяснит, зачем забрел сюда.

СМОЛИН. Зачем вы скрылись?

ЕВГЕНИЯ (стоя у окна). Какой прекрасный вид! А от высоты у меня голова кружится. Простите меня. Сама не знаю, зачем я к вам приехала.

СМОЛИН. Я думал, это свидание.

ЕВГЕНИЯ. А занялись Марианной. Нет, это не свидание. Я подвезла ее и из любопытства поднялась к вам.

СМОЛИН. Так и муж ваш из любопытства подъехал - второй раз. Он решил купить рисунки с Марианны.

ЕВГЕНИЯ. Он к ней неравнодушен, я знаю. А вы?

СМОЛИН. Я неравнодушен к вам.

ЕВГЕНИЯ. Вы их нарочно оставили одних?

СМОЛИН. Нет, чтобы выйти с вами к ним. Впрочем, Игнатий Григорьевич, вероятно, ушел.