Солнце, луна и хлебное поле

Я выматерил эту суку, сколько лет прошло с тех пор, как он избил меня зимой и я блевал кровью, а я все еще не мог забыть.

Тамаз бросил окурок, встал, сказал: «Дела у меня», – и ушел. Через некоторое время зашел пожилой седой мужчина, спросил, куда Тамаз ушел и когда вернется.

– Не знаю, – ответил я.

После него появился Цепион Бараташвили с подвязанной щекой: у него болел зуб. Он оглядел новую стенку и в знак одобрения показал поднятый вверх большой палец. Затем предложил:

– Могу продать тебе шерстяной матрац и одеяло, укутаешься и будешь в тепле.

– За сколько? – спросил я.

– За сорок лари.

– Да ты что?!

– Ладно, за тридцать пять.

– За тридцать, – сказал я.

– Идет.

– Да только нет у меня сейчас денег.

– Ничего, когда будут, тогда и отдашь.

– Ладно.

– Вечером занесу, – сказал он.

– Если не понравится, обратно заберешь, – предупредил я.

– Понравится.

Уже темнело, когда он принес в мешке плотно скатанные одеяло и матрац, я посмотрел, мне понравилось, они были почти новые.

– Откуда у тебя это? – спросил я.

– Квартирант у меня был, иностранец, уезжая, мне оставил, что не смог продать.

Мы договорились, что раз в неделю я даю ему три лари, пока не расплачусь.

Показался Тамаз, шатаясь, он брел по тротуару. Цепион, взглянув, позавидовал.

– Вот же везунчик, каждый день пьяный, – сказал он и собрался уходить: – Не могу его пьяные бредни слушать.

Подойдя, Тамаз спросил:

– Этот трезвый был ведь, так?

Я кивнул.

– Он, когда трезвый, пьяных не переносит. Настоящий аристократ, бессовестный, испорченный негодяй. – Он подошел к кубику и присел.

– Ты где был? – спросил я.

– Университетские профессора пригласили, люблю иметь дело с образованными людьми.

– Откуда ты их знаешь?

– В тюрьме познакомился, во времена коммунистов, их обвиняли в печатании антиправительственных прокламаций.

Он оглянулся на шум. На той стороне площади показались парни лет двадцати – двадцати двух, они были на взводе, о чем-то спорили и матерились.

– Пойду-ка объясню им, что к чему, – решил Тамаз и встал.

– Оставь их в покое, – предупредил я, но он не послушался. Уж не знаю, о чем они говорили, но его благие намерения закончились тем, что эти ублюдки бросились на него с кулаками. Я и еще одна пожилая женщина не из робких стали разнимать их. Тамаз до последнего стоял на ногах, они не смогли его свалить, и не потому, что он был здоровяком, просто никто из них толком и кулаками махать не умел. Но Тамазу хватило – лицо распухло, шла кровь, да еще напоследок, когда мы вели его во двор умыться, в него бросили камень прямо в голову, он заскрипел зубами от боли, вдруг стал религиозным, вспомнил о Боге и забормотал:

– Господи, прости им, ибо не ведают, что творят.

Мы смыли у него кровь с головы и лица, ранки прикрыли салфетками. Потом появился его сосед и отвел его домой. Я вернулся в мастерскую. Женщина, которая помогала мне унять драку, оказывается, пришла ко мне с обувью. Она достала из сумки туфли: «Сколько это будет стоить?» На туфлях надо было заменить подошву.

– А сколько вы можете заплатить? – это был мой стандартный вопрос.

– Двух лари хватит? – спросила она смущенно.

Я был благодарен ей за помощь и ответил:

– С вас и одного достаточно.

Она обрадованно сказала:

– Спасибо большое.

Нарисованный на обложке портрет Манушак висел на стене. Женщина наклонилась к нему, чтобы рассмотреть.

– Это Манушак? – спросила она.

Я кивнул.

– Я была у них квартиранткой, замуж вышла в тот год, когда вас арестовали.

– Вы помните меня?

– Да, – кивнула она.

– А как вы меня узнали?

– Мне сказали, кто вы.

– А-а-а, – улыбнулся я.

– Бедняжка Сусанна и Манушак очень переживали из-за вашего ареста.

Что я мог сказать? Только невесело улыбнулся в ответ.

– Она знает о вашем возвращении?

– Не думаю.

– Вот обрадуется.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– В прошлом году вместе ехали в автобусе, сама я из Кахети, ездила туда навестить брата и племянника.

– А куда ехала Манушак, не припомните?

– Домой. Она сошла у поворота на Иормуганло.

– Она там живет?

– Да, мы и раньше встречались в этом автобусе.

– Как она выглядела?

– Очень хорошо, с ней был муж вместе с остальными женами. Она со всеми меня познакомила.

Когда женщина ушла, я был на взводе и не смог больше работать, заперев мастерскую я пошел в баню: помылся и побрился. Вернувшись, привел в порядок одежду и обувь, потом постелил постель и лег, но не уснул, напряжение не спадало. Было еще темно, когда я оделся и отправился на автовокзал.

В восемь часов утра я первым поднялся в автобус, следовавший в направлении Кахети, и занял место за водителем. Вскоре салон заполнился, мест не хватало, люди садились на тюки и мешки. Когда мы тронулись, я достал из нагрудного кармана портрет Манушак, встал и громко объявил:

– Кто узнает эту женщину и укажет, где она живет, получит десять лари.

Это вызвало интерес. Портрет Манушак переходил из рук в руки, и вскоре меня позвала моложавая женщина, которая сидела через пять рядов от меня:

– Это моя соседка, я покажу вам ее дом. – Затем она повеяла на себя картонкой с портретом и напомнила мне: – Так что можете передать мне десять лари.

– Когда вы видели ее в последний раз?