Солнце, луна и хлебное поле

– Ну, так получишь, наверное, раз обещал.

– Не думаю, ни ты, ни я ничего не получим.

Он сказал то, о чем я и сам думал, но я все еще не верил ему:

– Ты – не знаю, а я, наверное, получу.

– И тот украинец, вместо которого ты теперь работаешь, тоже так думал, глупый был человек.

– У него сердце разорвалось, он умер, откуда тебе знать, получил бы он свой миллион или нет?

– Его отравили, нас то же самое ждет, когда подойдет наш срок на волю идти, отсюда живыми нас никто не выпустит.

– Откуда ты взял, что его отравили? – спросил я.

– Когда хоронил, заглянул ему в рот, и нёбо, и язык были одинаково посиневшими, так бывает после отравления.

– Может, ты ошибаешься?

– Нет, не ошибаюсь, в таких вещах я хорошо разбираюсь, но только доктор об этом не знает.

Той ночью мы больше ни о чем не говорили, мы жили в разных бараках, так и разошлись. Утром, за едой – санитары ели вместе, – я хотел поговорить с ним, но он так рявкнул на меня, что я только рот открыл. Уже по дороге на конюшню он сказал:

– Будет лучше, если мы станем враждовать.

– Почему? – спросил я.

– Потому что мы должны выбраться отсюда. А до того, как мы сбежим, никто ни в чем не должен нас заподозрить. Будет неплохо, если мы как-нибудь даже подеремся на виду у всех.

Он был выше и сильнее меня.

– А драка-то к чему?

– Так лучше для дела, у доктора злые и опасные мозги, обмануть его будет нелегко, поэтому надо быть очень осторожными.

Я задумался:

– Может, поговорим с офицерами безопасности и заложим его?

У него скривилось лицо:

– Я, брат, мужик и не стану иметь с ними дела, – он выматерился, затем взглянул на меня с презрением, – и тебе не советую.

Мне стало не по себе, я молчал.

– Вот сделают тебя свидетелем на суде, и что потом? Доктор не один в деле. Кто тебе простит, если такое дело развалишь? Как отсюда выйдешь, и до поселка не доберешься, прикончат.

Трудно было осознать все это – ведь этот доктор казался таким искренним, называл меня и поляка братьями. Он умел в самой простой ситуации вдруг найти что-то смешное, засмеется, и у тебя поднимется настроение. Знал уйму анекдотов и умел их рассказывать. Часто обедал вместе с нами и всех смешил. Человек он был вроде скромный, но было в нем и что-то такое, что не позволяло сближаться, скорее, хотелось держаться от него подальше.

Как думал поляк, год по меньшей мере нам нечего было опасаться. Этого времени было достаточно, чтобы обстоятельно подготовиться к побегу. Вот мы и занялись делом, начали красть золотой песок из брезентовых мешочков, из каждого мешочка брали по пятьдесят грамм, на это уходило всего две минуты. Пока втаскивали телегу в конюшню, поляк соскакивал с нее и проходил вперед, подходил к двери в морг, прикладывал ухо и застывал. В это время я на глаз ссыпал сто грамм золотого песка из мешочков в консервную банку, которую прятал в сене, снова перетягивал мешочки проволокой, и мы стучали в ржавую дверь.

Когда доктор заканчивал свою часть дела, он закрывал дверь и поднимался в больничное здание, где он жил. Мы стояли у ворот конюшни и в щель смотрели на окна второго этажа. Он проходил коридор, и мы возвращались назад, делили золото; я свою долю хранил в консервных банках, он свою – в стеклянной бутылке, прятали их у стены и уходили.

При других мы вели себя так, что большинство санитаров верило, будто мы и правда ненавидим друг друга. Первый раз мы подрались на кладбище. Я рыл землю, он сидел и курил. Трудно было копать вначале, пока роешь обледенелую корку, а потом лопата легко брала песчаник. Он кончил курить, но вставать и не думал, откинулся назад, оперся на колесо телеги и прикрыл глаза.

– Так не выйдет, – окликнул я его.

Он не отозвался. Он и раньше-то не убивался на работе, я начинал, а он потом помогал мне, но сейчас он и пальцем не собирался пошевелить. Я бросил лопату, подошел и сел рядом с ним. Он ждал, пока я выкурю сигарету, потом сказал:

– Чего расселся, иди, работай.

– Не собираюсь работать за тебя, – ответил я.

Солдат забеспокоился:

– Эй, вы, беритесь за дело, нам еще возвращаться.

Поляк влепил мне звонкий подзатыльник:

– Слышал, что сказано? Вставай!

Я встал и кулаком врезал ему по физиономии. Я уже говорил, что он был выше и сильнее меня, но оказалось, что он к тому же умел боксировать. Солдат бегал вокруг нас и кричал: «Прекратить!», потом выстрелил в воздух, но поляк не обращал внимания, не отстал от меня, пока не превратил мое лицо в месиво, затем пошел и взял лопату. Окровавленный, я сидел на земле и думал: мы в таком положении, может, все это и нужно, но не настолько же, я ему этого не спущу.

Когда мы вошли в морг, доктор спросил меня:

– В чем дело?

– С телеги упал, – ответил я.

Он, казалось, поверил. Но на другое утро, узнав правду от коменданта, угрожающим тоном сказал:

– Учтите, ведите себя правильно, а не то пожалеете!

Мы пообещали, что такого не повторится, поляк протянул мне руку, и я пожал. Потом доктор добавил:

– Если не хотите быть друзьями, то хотя бы немного уважайте друг друга; когда люди с голоду мрут, мы миллионы зарабатываем, подумайте об этом и будьте благодарны судьбе.