Солнце полуночи

– Сломана нога и четыре ребра, несколько трещин в черепе, порезы и ссадины по всему телу и серьезная кровопотеря. Тебе несколько раз переливали кровь. Мне не понравилось: на какое-то время твой запах стал чужим.

Она улыбнулась и тут же поморщилась.

– Немного разнообразия тебе не повредит.

– Нет, мне нравится твой запах.

Она внимательно, испытующе вгляделась мне в глаза и после длинной паузы спросила:

– Как это у тебя получилось?

Я не понимал, почему поднимать эту тему настолько неприятно. Да, у меня получилось. Мое достижение до глубины души потрясло Эмметта, Джаспера и Элис. Но я воспринимал его иначе. Как поражение, которого я чудом избежал. Я с невыносимой отчетливостью помнил, как остро моему телу хотелось остаться в состоянии этого блаженства навсегда.

Больше я не мог выдержать ее взгляд. Перевел глаза на ее руку, осторожно взял ее. От нее в обе стороны отходили провода.

– Сам не знаю, – прошептал я.

Она молчала, но я чувствовал, что она смотрит на меня, ожидая продолжения. И вздохнул.

Еле слышно я добавил:

– Было невозможно… остановиться. Совершенно невозможно. Но я смог.

В этот момент я попытался улыбнуться ей, встретиться с ней взглядом.

– Должно быть, это любовь.

– Вкус у меня такой же приятный, как запах? – Она усмехнулась шутке и поморщилась от неприятных ощущений в скуле.

Я даже не пытался подстроиться к ее легкому тону. Улыбаться ей явно не стоило.

– Еще лучше, – честно, хотя и с оттенком горечи ответил я. – Гораздо лучше, чем мне представлялось.

– Прости.

Я закатил глаза.

– Не за то извиняешься.

Она изучила мое лицо и, кажется, не удовлетворилась результатами.

– А за что надо?

Ни за что, хотелось ответить мне, но я же видел, как она настроена извиниться, поэтому дал ей пищу для размышлений.

– За то, что чуть не покинула меня навсегда.

Она в задумчивости кивнула, принимая поправку.

– Прости.

Я гладил ее по руке и гадал, ощущает ли она мое прикосновение через многослойную повязку.

– Я понимаю, почему ты так поступила. И все-таки это было безрассудство. Надо было дождаться меня и обо всем рассказать.

В таком решении она не видела смысла.

– Ты бы меня не отпустил.

– Да, – сквозь зубы согласился я. – Не отпустил бы.

Взгляд ее ненадолго стал далеким, сердце заколотилось. Она передернулась и зашипела от боли, вызванной этим движением.

– Что такое, Белла?

Ее вопрос был жалобным:

– Что стало с Джеймсом?

По крайней мере, на этот раз мне было чем ее успокоить.

– После того как я отшвырнул его от тебя, им занялись Эмметт и Джаспер.

Она нахмурилась, поморщилась, и ее лицо прояснилось.

– А я не видела там Эмметта с Джаспером.

– Им пришлось покинуть комнату… там было слишком много крови.

Реки. На секунду мне показалось, что я все еще в кровавых пятнах.

– А ты остался, – выдохнула она.

– Да, остался.

– И Элис, и Карлайл… – полным удивления голосом продолжала она.

Я чуть улыбнулся:

– Знаешь, они тоже любят ее.

Ее лицо вдруг снова стало тревожным.

– Элис видела запись?

– Да.

Этой темы мы с Элис пока избегали. Я знал, что она сама ведет поиски, а она – что я еще не готов обсуждать их с ней.

– Она всегда жила, не осознавая себя, – с тревогой произнесла Белла. – Потому и не помнила ничего.

Как это было похоже на нее – беспокоиться о других даже в такой момент.

– Да. Теперь она это понимает.

Я не знал точно, что отражалось у меня на лице, но оно озаботило Беллу. Она попыталась протянуть руку и коснуться моей щеки, но ей не дала игла в кисти и подведенная к ней трубка капельницы.

– Фу… – простонала она.

Игла выскочила? Ее движение было не настолько резким, хотя пристально я за ним не следил.

– Что такое? – встрепенулся я.

– Иголка, – ответила она, глядя на потолок так сосредоточенно, словно на нем имелось нечто более примечательное, чем простые звукопоглощающие плитки. Она сделала глубокий вдох, и я удивился, заметив бледно-зеленую кайму по краям ее губ.

– Иголки испугалась, – проворчал я. – Вампир-садист, готовый замучить ее насмерть, – это пустяки, ради встречи с ним можно и удрать. То ли дело капельница!

Она закатила глаза. Зеленоватая бледность постепенно пропадала.

Наконец она снова уставилась на меня и обеспокоенно спросила:

– А ты почему здесь?

Я думал… но это не имело значения.

– Мне уйти?

Может, то, что мне следовало сделать, окажется проще, чем я думал. Боль впилась примерно туда, где когда-то находилось мое сердце.

– Нет! – почти в полный голос запротестовала она. И тут же понизила его почти до шепота: – Я о другом: как объяснить твое присутствие моей маме? Надо продумать мою версию, пока она не вернулась.

– Аа.

Разумеется, на легкий выход из ситуации нечего и рассчитывать. Сколько раз мне уже казалось, что она бросит меня, а этого так и не произошло.