Солнце полуночи

– Правильно. Ты гораздо лучше.

Я закатил глаза, потом попытался хотя бы отчасти вернуть себе самообладание. Наш разговор негативно сказывался на ней, о чем свидетельствовали мониторы.

– Белла, этот вопрос мы больше не обсуждаем. Я отказываюсь обрекать тебя на вечную ночь, и точка.

Едва у меня вырвались эти слова, я понял, как пренебрежительно они прозвучали. И знал, как она ответит, еще до того, как она прищурилась.

– Если ты рассчитываешь поставить точку таким способом, значит, ты слишком плохо меня знаешь. Ты не единственный вампир, с которым я знакома, – напомнила она.

Перед глазами у меня снова возникла красная пелена.

– Элис не посмеет.

– Элис уже видела что-то, да? – Белла почти не сомневалась в этом, но было ясно, что кое-что Элис от нее все-таки утаила. – Вот почему тебя тревожат ее слова. Она знает, что я стану такой, как вы… когда-нибудь.

– Она ошибается, – теперь и я заговорил уверенно. Мне уже случалось опровергать предсказания Элис. – Кстати, еще она видела тебя мертвой, а ты жива.

– Заключать пари против Элис я не стану, даже не уговаривай.

Она снова смотрела на меня с вызовом. Я почувствовал, как мое лицо становится суровым, и постарался расслабиться. Эти споры – напрасная трата времени, а его и так осталось мало.

– Так на чем мы остановились? – нерешительно спросила она.

Я вздохнул, затем издал невеселый смешок.

– Кажется, это и называется «зайти в тупик».

Тупик, ведущий к неизбежности.

Ее тяжкий вздох эхом повторил мой.

– Ай!

Я взглянул ей в лицо, перевел глаза на кнопку вызова медсестры.

– Больно?

– Все хорошо, – неубедительно заверила она.

Я улыбнулся ей.

– Не верю.

Она выпятила губу.

– Спать я больше не хочу.

– Тебе нужен отдых. А этот спор ни к чему хорошему не приведет.

Моя вина, конечно, – вечно моя вина.

– Так поддайся, – предложила она.

Я нажал кнопку.

– Зря стараешься.

– Нет! – жалобно воскликнула она.

– Да? – голос Беа в маленьком динамике казался дребезжащим.

– Кажется, нам снова требуется обезболивающее, – сообщил я ей. Белла хмуро взглянула на меня, потом поморщилась.

– Сейчас пришлю медсестру.

– Ничего принимать не буду, – пригрозила Белла.

Я многозначительно посмотрел на пакет на ее капельнице.

– А тебя и не спросят.

Ее сердце снова зачастило.

– Белла, тебе же больно. Необходимо расслабиться, чтобы началось восстановление. Зачем ты сопротивляешься? Тебя больше не будут колоть иголками.

С ее лица исчезло все упрямство, теперь оно было просто встревоженным.

– Я боюсь не иголок. Боюсь закрыть глаза.

Я протянул руки, чтобы приложить к ее щекам, и улыбнулся ей совершенно искренне. Это было нетрудно. Все, чего мне хотелось – и могло захотеться когда-либо, – смотреть ей в глаза вечно.

– Я же сказал: я никуда не денусь. Не бойся. Пока ты рада видеть меня, я буду рядом.

«Пока ты не поправишься, пока не будешь готова. Пока я не найду в себе силы, в которых нуждаюсь».

Она улыбнулась, несмотря на боль:

– Знаешь, а ведь я всегда буду рада.

«Всегда» – в понимании смертных.

– Ну, со временем пройдет. – И я поддразнил ее: – Это всего лишь школьный роман.

Она попыталась покачать головой, но поморщилась и прекратила попытки.

– До сих пор не верится, что Рене так легко купилась. Но ты-то должен понимать.

– В этом и заключается прелесть человеческой жизни, – тихо ответил я. – В переменах.

– Ждешь, затаив дыхание? Не дождешься.

Я невольно рассмеялся над ее недовольным выражением лица. Ей же известно, как долго я могу обходиться без дыхания.

Торопливо вошла Глория, уже держа шприц наготове.

«Ему надо дать ей, бедняжке, отдохнуть и успокоиться».

Я посторонился еще до того, как она успела пробормотать «разрешите?», шевеля только одной стороной рта. Отойдя, я прислонился к стене в другом углу палаты, чтобы освободить Глории место. Мне не хотелось раздражать ее, чтобы она не попыталась снова выставить меня. Где сейчас Карлайл, я точно не знал.

Белла тревожно смотрела на меня, явно опасаясь, что прямо сейчас я и уйду. Я попытался придать лицу ободряющее выражение. Когда она проснется, я буду рядом. Все время, пока я нужен ей.

Глория ввела в капельницу обезболивающее.

– Вот так, дорогая. Теперь тебе полегчает.

В ответном «спасибо» Беллы особой признательности не ощущалось.

Прошло всего несколько секунд, и у Беллы начали слипаться глаза.

– Действует, – отметила Глория.

Она многозначительно посмотрела на меня, но я отвернулся к окну, делая вид, что не заметил намека. Она бесшумно закрыла дверь за собой.

Я метнулся к Белле, приложил ладонь к невредимой стороне ее лица.

– Не уходи… – невнятно выговорила она.

– Не уйду, – пообещал я. Она уже засыпала, и я счел возможным сказать правду: – Как я уже говорил, пока ты рада мне… и пока это в твоих интересах.

Она вздохнула, уже уплывая в забытье.

– …не одно и то же.

– Не думай сейчас об этом, Белла. Продолжим спор, когда ты проснешься.

Уголки ее губ загнулись кверху в слабой улыбке.

– Ага.

Я наклонился, поцеловал ее в висок и прошептал «я люблю тебя» ей на ухо.