Солнце сияло

– Это хорошо, что ты япону мать взял, – сказал Юра, когда телевизор вспыхнул экраном. – Надежная все же фирма. За надежность не грех и лишнее заплатить, считаю.

Я согласился.

– И то, что с видаком сразу, – тоже класс. Не коммутировать, не возиться. Будешь сейчас себя записывать. Задашь программу, и в нужное время тебя – бац и на пленку для архива.

– Для портфолио, – блеснул я услышанным недавно новым словом.

– Для портфолио, конечно. Прежде всего, – подхватил

Юра.

Так мы сидели – он в кресле, провиснув задом и высоко вверх выставив колени, я на диван-кровати, забросив ногу на ногу, – гоняли по каналам, комментируя качество картинки, идущую программу, передавали друг другу пульт – насладиться властью над японой матерью, зацепились за какой-то фильм, оказалось – такой немецкий режиссер Фассбиндер, и досмотрели, уже не переходя на другие каналы, фильм до конца. Фильм был роскошь, произвел впечатление, что на меня, что на Юру, и когда закончился, с полчаса мы еще не могли подняться со своих мест – все обсуждали его.

За окном была полная темь, по часам – метро уже не работало.

– Что, оставишь меня у себя? – спросил Юра. – Найдется, на чем лечь?

– О чем разговор, граф! – Юрино решение остаться было для меня – как, наверное, для полководца известие о желанной победе. Это решение, как я чувствовал, свидетельствовало, что он по-настоящему расположен ко мне и я обрел в его лице не просто доброго знакомого, а друга.

Спальное место у меня было одно – диван-кровать, но, разложивши его, мы получили ложе, на котором при нужде можно было уместиться и троим.

– Э-эх, телку бы какую сюда к нам посередине, – вытягиваясь под одеялом, на эти мои слова – о троих – и отвечая, с вожделением проговорил Юра.

– С триппером желательно, – отозвался я, забираясь под свое одеяло.

– Иди ты! – взвился Юра. Я засмеялся.

– Хотя да, где их теперь без-то возьмешь, – уступающе сказал Юра.

Это прозвучало еще уморительнее. Меня так и скорчило от хохота.

Я хохотал, слыша, как Юра вторит мне, хохотал – и не мог остановиться. Удивительно кайфово мне было.

Назавтра, поднявшись, мы прежде всего включили телевизор. Утро было уже весьма не раннее, и на экране появились плывущие по улицам подобно сошедшему с гор селю демонстрирующие толпы, с плакатами и транспарантами над головами. Камера наехала на один из них, и стало возможным прочесть, что там написано: «Ельцина – под суд, Гайдара – на мыло!».

– О, Николя уже пашет! – указывая на экран, сказал Юра, называя Николая почему-то на французский манер. В голосе его слышалось откровенное довольство, что ему самому нет никакой нужды в такую пору, когда можно только продрать глаза, мерзнуть на улице, ворочая за ручки укрепленную на штативе тяжелую камеру. Зачем тебе журналистикой заниматься, прозвучали во мне его вчерашние слова.

Я бы, наоборот, был, пожалуй, готов – вслед ему самому – переболеть какой-нибудь из болезней Венеры еще раз, но оказаться на месте Николая.

Однако говорить об этом, рискуя вновь нарваться на вчерашний разговор, было бы глупо.

– Отличная какая картинка! – восхитился я, указывая на экран, изображение бурлящей толпы на котором было так сочно, так ярко-празднично, как в реальной жизни эта толпа не выглядела.

– Ну так «Сонька» же, – отозвался Юра, с такой интонацией, словно имел к японской корпорации, что произвела мой телевизор, самое прямое и непосредственное отношение – по крайней мере, работал в ней.

– Низкопоклонствуем перед Западом, граф, – сказал я.

– Какой это Запад. – Теперь в голосе Юры прозвучало что-то вроде обиды. – Напротив, Восток.

– Это смотря откуда смотреть. Если, например, с западного побережья Америки, то и Япония западом покажется.

Юра пощурил глаза, вникая в смысл моих слов, и хлопнул себя по ляжкам:

– Действительно. Интересно. Как они Японию чувствуют, с какого она у них боку?

– Хорошо нам в России, – подытожил я. – Лежим посередине. Восток есть восток, запад есть запад. Никакой путаницы. Повезло нам!

– Ты думаешь? – спросил Юра. Похоже, он воспринял мои слова всерьез. – По-моему, так как раз не повезло. Америка знаешь какая страна? Нам и не снилось.

– А ты откуда знаешь какая? – ответно спросил я.

– Собственным опытом. Я там жил. Полтора года. И не где-нибудь, а в Сан-Франциско, на том самом западном побережье. А то бы я говорил, если б не знал!

– Ну так жил-жил, а вернулся же обратно?