Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

На перронах — окурки, апельсиновые и мандариновые корки, скорлупа орехов. Горьковатый запах дыма, аромат обугливающегося на огне мяса, сладкий запах гниющих фруктов — все это образует причудливую и сложную гамму ощущений. А если к этому добавить целую какофонию звуков — из вагона в вагон то и дело ходят музыканты, играющие на тери и чианури, — кар-тина создается куда более яркая, оглушающе действующая сразу на все органы чувств.

Но многообразие звуков и запахов — только приправа к необычайной пестроте зрительных впечатлений. Такой разноликой, пестрой толпы, пожалуй, не увидишь больше нигде. Кого тут только нет: интеллигенты и мастеровые, купцы и крестьяне, лощеные франты и нищие в лохмотьях, фокусники и гадалки… И все это кипит, шумит, галдит, ссорится, мирится, плачет, ликует…

На станцию Акстафа поезд прибыл на рассвете. Из-за облаков выглядывало бледное, чахлое солнце. Утро было пасмурное, ветреное. Но здесь уже чувствовалась Грузия. У Авеля сильнее забилось сердце. Он не слышал оглушительного пения баяты, не ощущал сложной смеси запахов, заполнивших вагон. Мысленно он был в Тифлисе — городе своей любви, своей мечты…

— В Тифлисе сразу зайдешь в вокзальный ресторан. Там тебя встретят, — наставлял его перед отъездом Ладо, — Расскажешь подробно о наших делах, обо всех наших трудностях. Убеди их, что без типографии нам никак нельзя. Скажи, что место для нее есть, машина заказана. Будь настойчив. Уверен, что шрифты ты у них получишь. Но главное — не попадись! Ты меня понял? Не попадись, а то все у нас тут пойдет прахом…

Ехал Авель налегке, без всякого багажа: ведь завтра же он должен был отправиться назад. Если дело завершится успешно, в Баку на имя доктора Софьи Гинзбург пойдет телеграмма: «Везу медикаменты, встречайте». Телеграмму сразу передадут Ладо, тот непременно его встретит, и они прямо с вокзала отправятся на квартиру, где будет установлен печатный станок.

Поезд еще только замедлял ход, а Авель уже спрыгнул со ступеньки вагона на перрон. Вскоре он был на Вокзальной площади. Пройдя несколько шагов по прямой как стрела улице, ведущей к Куре, он приблизился к духану, о котором ему говорил Ладо. Убедившись, что за ним никто не следит, он вошел внутрь. Сразу его обдало теплом, аппетитными запахами, от которых слюнки текли. Только сейчас Авель почувствовал, как он проголодался: в дороге, занятый своими мыслями, он почти ничего не ел.

В дальнем углу за столиком сидели два парня. На столе — шашлыки, лаваш, кувшин с вином. Заметив вошедшего, один из парней поднял руку. Авель подошел к столику. Парень медленно встал навстречу, заглянул ему в глаза, подал руку, крепко сжал ее. Он был невысок ростом, худощав. Густые волосы почти совсем закрывали его лоб. Бледное, тронутое оспой лицо чуть ли не до самых глаз скрывала рыжеватая щетина. Это был Сосо Джугашвили: Авель уже мельком видел его однажды.

— Знакомься, — сказал Сосо, представляя Авелю своего товарища. — Это Сильвестр Джибладзе.

Авель подал руку широкоплечему, коренастому Джибладзе. Он сразу вспомнил похороны Эгнате Ниношвили, на которых Джибладзе говорил речь. Сильвестр улыбнулся:

— Очень приятно познакомиться. Прошу, присаживайтесь к нам.

Авель сиял пальто, перекинул его через спинку стула, сел.

— Пока суд да дело, — сказал Сосо, — накормим нашего гостя. Ведь он с дороги.

Подошел официант, и на столе появилась разная снедь: отваренное в соленой воде мясо кабанчика, шашлык… Все трое с аппетитом принялись за еду. Давно уже Авель не ел с таким наслаждением: еда в этом маленьком привокзальном духанчике была на редкость вкусная.

Сосо закурил. Кинув на Авеля цепкий взгляд, спросил:

— Как обстоят дела в Баку, товарищ Авель? Что поделывает наш Ладо?

— Ладо здоров, — ответил Авель. — Много работает. За время его пребывания в Баку сделано много. Но главное сейчас для нас — это типография. Собственно, из-за этого, как вы знаете, я и приехал.

— Знаем, — прервал его Джибладзе. — А что вы собираетесь печатать в своей типографии? Какая конкретно от нас требуется помощь?

— Деньги мы достали, — сказал Авель. — Но их едва хватит на приобретение печатного станка. А ведь нужны еще шрифты, краска. Надо платить за помещение, где будет установлен станок. Нет наборщика… Товарищ Ладо просит Тифлисский комитет оказать нам денежную помощь.

Сильвестр вопросительно глянул на Джугашвили. Тот молчал.

— У нас же у самих негусто с деньгами, — сказал Сильвестр. — Но мы вам, конечно, поможем. При одном условии.

Авель вопросительно на него поглядел: какие тут могут быть условия?

— При условии, — медленно повторил Джибладзе, — что вы будете работать под нашим руководством.

— Что это значит? — не понял Авель.