Томар вернулся обратно за стол. Подняв стакан с водой, он сделал несколько глотков, пытаясь сосредоточиться. А потом подслеповато уставился в лежащий перед ним текст, с трудом узнавая буквы.
– И было сказано, что понесут сквозь века они ношу проклятия в знак совершенного обмана во время заключения Сделки. Не будут знать они счастья, не омраченного грядущей бедой. Пробудится тьма в ответ на пробуждение света, и охватит она лик белой, стирая его до пепла, – почти нараспев прочитал старик с листа. – Мой король, это один из десятка переводов с древнего языка, но, сколько бы я ни обращался к тексту, смысл всегда один. Тьма уничтожит свет.
Резкая вспышка ярости ослепила Никлоса, и он одним махом сбросил со стола книги и древние манускрипты, нависая над колдуном и тыча в него пальцем, цедя гневные слова сквозь стиснутые зубы:
– Это ложь, специально созданная, чтобы отравить нашу жизнь! Уже десять лет мы ищем ответ, но, похоже, его нет! Как и не было, ведь в этих текстах ни слова правды!
– Но если вы больше не верите написанному, зачем пригласили Сэлавелию? Зачем посылаете дары эльфам, будто пытаясь расположить их к себе, чтобы получить доступ в их библиотеки? Если это ложь, закройте книги и навсегда заприте эти комнаты. Живите своей жизнью, выбросите глупости из головы, – заговорил Томар прямо, и в его лице вновь мелькнули незнакомые черты, напомнившие Нику кого-то из прошлого.
Изменилась модуляция голоса, посветлели глаза, а на губах проступила до боли знакомая мягкая полуулыбка. Будто перед ним не старый друг и наставник Томар Бай, а некто другой. Слишком хорошо его знающий. Приложив руку к пульсирующему виску, король оперся о стол, пытаясь унять боль, но она все разрасталась, и от ее силы будто стены задвигались, мелко дрожа.
Он попятился назад, не слушая притягательную речь колдуна. Нику казалось, что если поверить ему, случится нечто непоправимое. Его тянуло к этим книгам, тянуло смотреть в прошлое, выискивать камни, что разрушают настоящее. Король жил счастьем, но на этом безоблачном горизонте висела маленькая тучка. И казалось, что она была там всегда.
Раздался стук в дверь, и на пороге появился канцлер. Сухо глянув на Томара Бай, Богарт отрапортовал, что Сэлавелия уже заселилась в Нимфеум и вечером прибудет во дворец на устроенный в ее честь званый бал.
Отбросив сомнения, Ник отдал распоряжение о планах на сегодняшний день и отправился на поиски жены, оставив Томара дремать над книгами.
В золотом платье с отворотами она кружилась перед зеркалом, чуть прикусив губу и слегка нахмурившись. Прикладывая руки к животу, девушка качала голой, поворачиваясь в профиль и глядя на талию, затянутую в тугой корсет.
– Ты выглядишь обворожительно, моя белая бабочка, – тепло заметил король, подходя к Селесте и целуя ее голое плечо.
Она скорчила рожицу и высунула язык.
– А вот и нет, любимый мой. Беременность еще ни одной женщине не подарила плоский живот. Каждый день я летаю по несколько часов в небе, чтобы вернуть тонус мышцам, но пройдет еще несколько месяцев, прежде чем удастся постройнеть.
– Не переусердствуй. Иначе потеряешь молоко, – обхватив ее за талию, посоветовал Ник, любуясь их отражением в зеркале.
Дева в золотом с белым платье и ее мужчина в черном костюме с тонким обручем на голове. Одежда их была отделана одинаковой каймой… Кружевные узоры на платье Селесты крепились к корсету ажурными цепочками, показывая тонкий излом плеч и ключиц. На фоне ее нежной худобы Ник казался массивным, огромным драконом, способным перевернуть мир ради улыбки любимой.
Развернув девушку к себе, король уставился в глубокие вишневые глаза, пытаясь разглядеть хоть тень сомнения. Спустя десять лет брака он любил ее, как в первый день, такая же любовь светилась и в ней. В том, как она потянулась к нему, обвивая руками его плечи и запуская шаловливые пальчики сначала в его волосы, чтобы поцелуй был крепче и ближе, а потом под ворот рубашки, касаясь груди, чтобы подушечками пальцев ощутить биение сердца. А потом, правой рукой забравшись под пряжку ремня, чуть ослабила ее, оказываясь в самом защищенном месте.
– Что вы делаете, моя королева? – наслаждаясь движениями Селесты, спрашивает мужчина, а она в ответ лукаво улыбается и демонстративно облизывает губы. На ее щеках проступает мягкий румянец, и король чувствует, как учащается ее дыхание, когда он касается губами ее шеи, спускаясь чуть ниже.
Увлекая Селесту вглубь примерочной, подальше от света потолочных ламп, он забыл обо всем, что терзало его весь день. Ему хотелось только любить ее – все остальное вдруг стало несущественным.
И когда она вновь оказалась сверху, чуть запрокидывая голову, Ник мог лишь шептать ее имя, наслаждаясь медом женского тела и души.
– Не останавливайся, быстрее, – протянула она, выдыхая так сладко, а потом вытягиваясь в струнку и протяжно дыша.