– Сегодня мы будем чествовать перерождение Никлоса Каргатского. Мой дорогой ученик, тебе предстоит прочувствовать свою силу и открыть в ней новые грани. Вернувшись к нам, твоя драгоценная белая драконица поможет в этом, – со значением в голосе заявил он, выше поднимая бокал и с теплотой глядя на короля, когда раздался потрясенный возглас Артана:
– Селеста!
Тогда все обернулись к дальнему краю крыши, где, будто из ниоткуда, возникли две черноволосые фигуры: Верховная Флакса, держащая под руку молодую ше́лки со знакомыми чертами лица. Даже в таком жутком обличии Арт узнал бы ее из тысячи.
Смерть не способна была отобрать то, что скрывалось за бледностью, за безразличными, почти черными глазами и синюшностью обнаженной кожи. Он видел, что Селеста дрожала, но дрожь шла изнутри. Внешний холод больше не тревожил девушку, но боль – да, она была в ней. Шелки была пропитана ею, и Арт отвернулся, не в силах смотреть, во что превратилась его возлюбленная.
Мог ли он поверить, что Селесты больше нет, а вместо нее теперь вот это? Ему казалось, что он еще чувствует ее. Даже сквозь плотную завесу злости и животной ярости нет-нет, да пробивались ростки слияния, и все они тянулись к нему.
Молодая ше́лки зашипела, почувствовав нечто непривычное под махровым одеялом спокойствия. Она подалась вперед, мигом определив, кто из этих мерзких существ тянется к ней, пробивая все защитные слои. И бросилась бы на него, однако почуявшая неладное Флакса вовремя остановила утопленницу, крепко ухватив девушку за локоть и сжав когтями.
– Мой король, вы готовы исполнить обещанное? – льдистым тоном спросила Верховная, слегка усмехаясь и продолжая удерживать беспокоившуюся подопечную.
В ее голове бродили мысли о грядущих несчастьях, что обязательно обрушатся на ненавистное Каргатское королевство. Она мечтала о свободе, обещанной ее создателем, и была готова на все ради исполнения мечты.
Никлос устало поднялся и вышел из-за стола. Тотчас рядом встал бог, держась на полкорпуса позади. Он с интересом разглядывал ше́лки, словно прикидывая, что можно с ней сделать, и Флакса нахмурилась. Она действовала по указке Ола, думая, что противостоит Ктуулу. Но сейчас утопленница разом утратила веру в создателя, ощутив себя марионеткой в руках этого вечного.
– Исполню. Но прежде ты освободишь Селесту. Ей не место среди ше́лки. Вы пошли на обман, удержав ее под водой и подавив волю. Белокрылая не собиралась отчаиваться и становиться одной из вас. Вы сделали это с ней нарочно. Знай: несмотря на все договоренности с Ола, я не забуду, что вы с ней сотворили.
Тяжелое молчание было ему ответом. В конце концов Флакса медленно кивнула. Ведь у нее не было другого выхода. И она видела, как на нее посматривает Ктуул. Это существо пугало ее куда больше черного дракона.
Она заслонила Селесту от присутствующих, отпустила волосы, чтобы они сплели вокруг них подобие кокона, и заглянула в мертвые глаза. Ничто не отозвалось в них, только тупая злость продолжала дремать на дне, готовясь по одному кивку броситься вперед, исполняя чужую волю.
– Вот и пришел конец твоей сказке, – прошептала Флакса, беря утопленницу за подбородок.
Склизкая кожа приятно холодила мертвые руки, и Верховная на миг задумалась, каково это – вновь стать живой. Она не мечтала о прошлом, но построить новое будущее… Сомнение напугало ше́лки, и она скривилась, выставив вперед акульи зубы. Ей вторила подопечная, зашипев, как ядовитая змея.
– Пора тебе проснуться, милая, – вновь заговорила Флакса, волосами притягивая к себе девушку, продолжая неотрывно глядеть в пустые глаза.
Они сближались медленно, но неотвратимо, перетекая друг в друга, как желеобразные массы, сливающиеся в одно целое. Через миг в черном коконе осталась лишь одна. Две пары глаз, смотрящие в разные стороны. Затылки и волосы, руки и ноги – все, как у каракатицы-скорпиона, двуликой сущности. Но вот Флакса сделала шаг, проходя сквозь вторую ше́лки и покидая ее тело, забирая с собой и холод, и мокрую слизь, и черный волос, уволакивая за край крыши. Вместо нее осталась девушка с закрытыми глазами.
Она пошатнулась, когда распался кокон, и упала на колени. Ее волосы, утратившие цвет, облепили голую, худую спину, сквозь которую отчетливо выпирал хребет. Кожа, имевшая природную смуглость, посветлела до молочной прозрачности, а глаза превратились в бездонные ярко-красные рубины. Ушла округлость и мягкость женских форм, осталась неестественная худоба, будто смерть забрала половину от нее.
Своеобразная плата за возвращение к жизни.
Поднимаясь и подслеповато щурясь, девушка пошатнулась, как жеребенок, после родов впервые вставший на ноги.
Первым к ней успел подойти Ктуул. На ходу он стянул с себя пиджак и накинул на голое, дрожащее тело. Поддерживая за плечи, он передал ее в руки подошедшего Никлоса. Девушка не могла говорить, только беззвучно открывала рот, бессмысленно оглядываясь по сторонам. Вечный подсказал, что внизу есть комнаты, где ее можно привести в порядок, – и король увел ее с крыши.