Закрываю глаза, облизывая пересохшие губы. Кажется, что невесомое платье облили кипятком, и от кожи идет пар. Следуя за необычными ощущениями, будто в дурмане, отступаю от Ника, разворачиваясь лицом к саду, крепко держась за парапет. Мысли путаются, внутри с надрывом поет скрипка, когда король встает вплотную сзади, и его дыхание щекочет шею. А слова, как змеи, заползают внутрь, выворачивая все зелеными и фиолетовыми вспышками, из-за которых не вижу, когда балкон сменился той самой комнатой с выходом к тайному лабиринту дворца. И почему я лежу на диване, окруженная подушками, под теплым пледом, как под ледяной глыбой, замораживающей нутро?
– Не хочу делать тебе больно, моя малышка. Будь моя воля, мы бы прямо сейчас убрались из дворца в тот охотничий домик и никогда не возвращались назад. Я хотел бы целовать тебя по утрам и растить наших детей. Стать для тебя опорой и другом. Чтобы мы вместе открывали этот и другие миры, и чтобы, кроме нас двоих, не было никого. Но теперь кажется, что это попросту невозможно, – шепчет он, и я будто вновь погружаюсь в сладкий кошмар, от которого дрожит подо льдом испуганная птица. Мне никак не удается поймать верную мысль, и я следую за словами Ника, пытаясь распознать истину. – Совсем скоро все изменится. Это чувствуется в воздухе. Держись подле меня, Сэлли, иначе пропадешь…
Я просыпаюсь в страхе из-за чувства невосполнимой утраты. Будто что-то ушло безвозвратно и никогда не вернется. Постель подле холодна и пуста; он так и не лег спать в эту ночь.
Вот и настало Зимнее солнцестояние.
Глава 21
Зимнее солнцестояние
Платье село точно по фигуре. Старания Маркла не пропали даром, хотя пришлось повоевать из-за фасона. Я не желала, чтобы оно получилось излишне откровенным, с глубоким вырезом и открытыми плечами. Мне хотелось сохранить сдержанность и скромность, привитые матерью, но добавив величественные оттенки. Ведь если показать себя слишком юной, то этот образ обернется против меня, поэтому я согласилась на золото и черные нити, но настояла на пастельной белизне верха.
В итоге перед зеркалом крутилась молодая особа в приталенном платье с пышной многоярусной юбкой, расшитой золотыми и черными перьями. Золотыми же нитями поверх белой ткани покрывались буфы и газовые плечики с черными камнями и белыми блестками. Лиф платья доходил до ключиц, но сам материал был настолько прозрачен, что казалось, его и вовсе нет.
Поразительно, насколько легким и воздушным оно получилось. Я кружилась вокруг своей оси, и юбки взлетали так высоко, будто превращались в лебединые крылья, а сама я – в золотую птицу с роскошной диадемой надо лбом. Только она вносила ложку дегтя в прекрасный образ: символ королевской власти безжалостно впивался в кожу, и я с содроганием думала, как буду себя чувствовать к концу дня.
Отпустив служанок и поблагодарив небольшим подарком Маркла, поздравив с окончанием тяжелого года, я вышла из гардеробной в библиотеку, где на жестком кресле возле стола располагался Богарт. Последнего ждали более срочные дела, но ради меня он нашел время и стоически дождался конца затянувшейся примерки.
От его потрясенного взгляда я победоносно улыбнулась. Значит, образ удался, и я произвела впечатление на такого сухаря, как наш канцлер. Протянув руку для поцелуя, проговорила несколько приличествующих слов в знак своей признательности и поблагодарила за изумительную организацию грядущего мероприятия, отметив также старания Фредерика с Винелией:
– Без вашей исключительной исполнительности и высокого профессионализма эти дни не прошли бы так гладко.
Богарт некоторое время сидел молча, а потом заговорил крайне вежливо, деликатно, мимоходом пройдясь по придворным событиям, будто мы встретились ради светской беседы. Однако в глубине мужских глаз таился вопрос, в чем истинная причина моего приглашения. До начала торжества осталось меньше часа, и канцлера ожидали в других местах, но проигнорировать мой вызов он не мог.
– Год заканчивается. Хочу подвести итоги, – объяснила я мягко, очень аккуратно усаживаясь в глубокое кресло напротив него.
На столике между нами – чашки и чайник с крепким чаем, какие-то фрукты, орехи, а также нетронутая плитка шоколада, мимо которой прежде Богарт пройти не мог. Даже мне было заметно, как исхудала «Королевская Тень» – прозвище, данное канцлеру за его вездесущность и полную лояльность короне.
Дэ’Винье справедливо боялись как аристократы, так и незнатная элита города. Чиновники опасались ревизий, купцы и крестьяне с помещиками – возросших налоговых ставок, аристократия – сокращения их численности в правящих кругах, прислуга – возможных обвинений и проверок на преданность. Только военное ведомство держалось за канцлера, но последние дни показали, что и там ропщут, подозревая, что Богарт виновен в аресте Акроша.
– Кэрра Селеста, простите мою прямоту, но, может, уже перейдем к делу? Чего вы хотите от меня? – твердо поинтересовался он, раскрывая папку и демонстративно постукивая по бумаге ручкой.