Солнцеворот желаний

Я усмехнулась и при ней развернула крафтовую бумагу, выудив небольшую коробочку. Раскрыв ее, продемонстрировала искусную картинку из редчайшего белого янтаря, изображавшую частичную трансформацию девушки в дракона. Картина целиком умещалась в ладони и была обрамлена черными и золотыми камнями.

– Она теплая, – прошептала, искреннее восхитившись, Милан, несмело дотронувшись до бархатистой поверхности, переливающейся перламутровыми оттенками на свету, показывая прекрасный лик драконицы с печально устремленными в небо глазами. – Как святая…

– Так и есть. Святая Клэрия, – кивнула я в ответ, довольно разглядывая работу самого известного мастера с Желтого побережья.

– Но в чертах ее вижу тебя, – заметила жена канцлера, опуская руку и с сожалением наблюдая, как я вновь запаковываю картинку в коробку. – Великолепный подарок, кэрра Селеста! Я думаю, Его Величество высоко оценит его.

Я пробормотала парочку недовольных слов. В письме я четко дала понять, кто должен быть на портрете, но Паули не в курсе истинного положения дел. Слишком опасно было полностью ее посвящать. Так что ее сюрприз удался на славу!

Еще раз сердечно поблагодарив, я отпустила Милан, подтвердив, что выполню обещание. Дождавшись, когда девушка скроется за поворотом, аккуратно вытащила из коробки картину, достала спрятанную записку.

Теперь я знала, где меня будут ждать.

* * *

Если мой наряд можно было назвать роскошным, то Никлос оделся просто по-королевски! Впервые я увидела его не в традиционном черном костюме, а в белом, с такими же, как у меня, золотыми узорами на рукавах и нижней рубашке. Я знала, что в конце года принято наряжаться в светлые тона, но думала, что король предпочтет остаться черной вороной на белом снегу. А ведь ему удивительно шел этот цвет. Ник казался… добрее. Только глаза выдавали, кто он на самом деле. Человек с двойным дном.

– Ваше Величество, вы выглядите просто великолепно! – заявила я радостно, как только мы поравнялись.

Король приветственно кивнул. Он поблагодарил Акселя за службу и отпустил его на время празднества, однако порекомендовал быть в бальном зале, чем заслужил мой крайне недовольный взгляд. Наше хрупкое перемирие в любой момент готово было обрушиться камнепадом взаимных упреков и обид. Так что не стоило говорить лишнего, особенно в такой день.

– Как и вы, кэрра Селеста, – так же официально ответил Ник, довольным взглядом окидывая мой наряд.

Задержавшись на диадеме, Никлос чуть сощурился. Подойдя ближе, осторожно поправил ее, и я зашипела от боли.

– Потерпи пару часов, потом сможешь сменить ее на что-нибудь попроще. К сожалению, регалии власти тяжелы в носке. Словно напоминание, что на самом деле находится на наших головах, – он чуть приподнял корону, показывая слабый красный след.

– Может, пора это изменить? Не всякие традиции стоит так беречь. Некоторые тянут за собой слишком мрачный след из прошлого, – туманно заметила я, а Ник пожал плечами.

– Мы те, кто мы есть, драгоценная Селеста. Избавляясь от символов, мы не избавимся от прошлого: оно последует за нами в неотвратимое будущее.

Он провел невесомую линию по моему лицу, а потом подхватил под руку – и мы вышли к королевскому входу в зал. Оттуда уже доносился торжественный голосок Винелии, объявляющей об окончании года, о тяжести ночи и о грядущем светлом дне. Ее речь звучала в полной темноте, а сама девушка была подсвечена голубовато-белыми огоньками. Она будто парила в воздухе над залом, где гости держали в руках золотистые свечи, с воодушевлением слушая ее горячие слова.

До нашего выхода оставалось минут десять. После окончания праздничной речи планировалось небольшое сказочное представление, во время которого мы и появимся в зале благодаря новоприобретенной силе короля. Неожиданно Никлос заговорил о прошлом и об особенности этого дня.

Он обмолвился, что родился раньше срока: мать носила его под сердцем всего семь месяцев, а не восемь, будто ребенок торопился появиться в канун Нового года. Разумеется, такое событие сочли добрым предзнаменованием, несмотря на то, какими сложными оказались роды, и как долго его пришлось выхаживать после. Особенное дитя заграбастало целый праздник, сделав его собственным, и теперь во всех концах мира, где отмечается самый короткий день в году и самая длинная ночь, празднуют его рождение.

Мы неподвижно стоим за широкой ширмой, слушая голоса придворных, поющих ночную песнь, глядя на волшебное представление блуждающих по стенам теней и света.

Спит мой город, спит мой дом,
Пока снаружи воет он.
Цепи сжимают, оковы гремят,
Нет на свете добрых ребят.
Как ночь темна, как светел день,
В мыслях держит нас злая болезнь.
Нам не придется о ней горевать,
Коли пора нам с тобой засыпать…