Когда Винелия презентовала королевскому кругу проект грядущего празднества, она особо отметила, как важно сделать эту ночь незабываемой, учитывая, какие прибудут гости и что ожидает королевство после зимы. Поэтому распорядительница отказалась от идеи традиционного застолья, оставив только фуршетную зону в дневные часы, а на вечер запланировав теневой спектакль, открывавший праздник. После планировались танцы и подарки, а как только окончательно стемнеет – переход в королевский сад, богато украшенный огнями и фигурами из снега, с расставленными повсюду тепловыми пушками и спрессованным покрытием на тропинках, чтобы придворным было удобнее идти к поляне, с которой будут запускать небесные фонари в честь окончания года.
Маршрут был сотни раз обговорен, отредактирован и продуман с такой тщательностью, что даже у Богарта не нашлось замечаний.
Праздничному проекту дали добро. И только трое знали, что скрывается между строк.
Мы идем по широкой дороге под радостное пение молодых девушек, стоящих вдоль всего пути. В темноте их лица сверкают из-за золотых блесток, покрывающих их щеки и лбы. Они широко улыбаются, а им вторит королевский оркестр, скрытый за ширмами в глубине сада.
Я слышу позади громкие голоса придворных, вежливую речь Милан, что-то негромко обсуждающей с девушками из Совета Женевры. Поодаль канцлер отдает новые указания своим подчиненным, а где-то позади медленно отходит от гостей Винелия, готовая в любой момент скрыться с глаз.
Меня под руку ведет Никлос, а в голове засел волшебно-страшный танец из сна. Кажется, будто это знакомый кошмар, принявший иную форму. Я сжимаю локоть короля, хмурю брови, глядя перед собой, стараясь ни с кем не столкнуться глазами. Мне плохо удается скрывать свои мысли. Свое нетерпение.
Толпа выходит на широкую полукруглую поляну, украшенную белыми и золотыми гирляндами, блестящей мишурой, и заполненную теми самыми светлячками, что так настойчиво преследовали меня во сне.
Сначала планировалось, что кэрр Акрош должен сказать свое слово как первый маршал королевства перед запуском фонариков и торжественным салютом. Однако из-за сложившихся обстоятельств его заменил Богарт, чья речь напомнила о клубке змей, выползших погреться на солнышко и готовящихся к новой смертоносной атаке. Это было недвусмысленное предупреждение всем врагам королевства, что было весьма своевременно, учитывая, сколько гостей собралось на поляне.
Из рук вежливых служанок мы получили красивые фонарики, и даже Ник со снисходительной улыбкой принял свой. Мы подожгли их за несколько секунд до полуночи. Когда на небе возникли зеленые сполохи конца солнцестояния, Никлос громогласно крикнул:
– Запускаем! – и сотни огней взмыли в небо одновременно с первыми раскатами красного салюта.
Я выдохнула, восторженно глядя вверх. В столице прежде уже видела салют, но никогда фейерверки не были такими грандиозными и разноцветными, с фигурами зверей и птиц, взлетающих высоко-высоко и спускающихся прямо к дворцу. До нас как будто доносились бурные вопли горожан, празднующих начало Нового года на главных столичных площадях, которые мы с Ником посетили утром, перед основным торжеством. А рядом с нами звенели бокалы – нам подали черное вино, и я отсалютовала стоящей в отдалении рядом с Вестом Амалии, делая маленький глоток.
Все было как во сне, вкус вернулся воспоминанием, и я прошептала:
– Шоколад и вино, – заслужив внимательный взгляд короля. Он наклонился ко мне, запуская пальцы в мои волосы, и тихо произнес:
– Откажись от предательства, Сэл, иначе этот вечер станет для нас последним.
Его ладони были так холодны, что я моментально замерзла, и мои пальцы потеряли гибкость, а бокал выскользнул из рук, упав на подол платья. Надо отвлечь Ника, он не должен задать вопрос, который вот-вот сорвется с его уст!
Тогда я, пока вокруг затевался праздничный хоровод под вспышками одуванчиков-фейерверков, под музыку, грянувшую как цирковой вальс, повернулась к нему лицом и поцеловала в губы, стирая из мыслей все иное, кроме наших объятий, наших тел и сплетающихся нориуса и ариуса. На миг все замерло, остался терпкий, как горькое вино с привкусом шоколада, поцелуй, быстро теплеющие руки и жажда, обжигающая язык, вызывающая злые воспоминания, от которых хотелось броситься в горный ручей и завертеться в стремительном потоке, сбегая от неправильных чувств.
Мне слишком нравилось его целовать. В том, как он поддавался мне, было нечто пьянящее, необузданное, вкус всевластия, от которого закружилась голова. И я не сразу услышала крики.
А когда поняла, что именно кричат, момент разрушился, и все покатилось в бездну.
Глава 22
Когда рвутся узы