Соло

Ставлю на горячую плиту маленькую кастрюльку с куриными яйцами, параллельно варю кофе. Ба приходит минут через двадцать, очень быстро съедает свой завтрак и выпивает чашку кофе.

– Чтобы поел, – приказывает она мне сурово. – Мне тут ещё один умирающий лебедь не нужен. Какой с тебя помощник, если ты сам будешь… Понял?

Я киваю, Ба снова уходит к Жанне. Заставляю себя поесть, жую без аппетита. Прислушиваюсь, но у девчонок в комнате пока тихо.

Ба выпускает Жанну примерно через час, и почти сразу начинаются первые, ещё слабые схватки. Котёнок уверяет меня, что ей не больно, ложится на нашу кровать. Я сижу рядом и ей не верю. Но через пару часов схватки становятся чаще и сильнее, и Жанна уже не может скрывать. Её лицо искажается от боли, между бровями залегает вертикальная морщинка. А ещё через пару часов она уже не может лежать и встаёт. И мы ходим, очень медленно ходим по комнате взад-вперёд, и жена иногда замирает, прячет лицо на моей груди и глухо стонет. Ба сидит в кресле рядом и засекает частоту схваток, качает головой.

– Ба, мне кажется, когда я немного тужусь, мне становится не так больно, – чуть не плача, говорит Жанна ещё через пару часов.

– Так ты можешь порваться, ещё слишком рано. Пойдём, я посмотрю тебя. Макс, поможешь ей лечь, – говорит Ба, и мы выходим в коридор.

Не удивляюсь, обнаруживая в комнате Ба за ширмой настоящий родильный стол с упорами для рук и ног, мы его с ней вместе и покупали. Но вот небольшой автоклав с полным набором хирургических и гинекологических инструментов на тумбочке, подключённый к новенькой розетке, для меня новость. Кидаю на неё взгляд – лицо у Ба непроницаемо, а Жанна, вновь скрученная болью, по сторонам не смотрит. Чуть поодаль стоит небольшой стол, на нём аккуратные стопки пелёнок и салфеток. Вот и вся обстановка за ширмой.

Помогаю жене устроиться на столе, но при мне ей очень неловко. Она смущается, боится лечь, беспокоится, что сорочка задерётся.

– Уймись, здесь он ничего не увидит, кто ж его пустит, – бормочет Ба, заходя между разведённых столом ног Жанны и приступая к обследованию. Потом уступает мольбам жены и накидывает ей на колени простынь.

– Шейка открылась, – с некоторым недоумением говорит Ба. – Почему же схватки такие нерегулярные?

– Ба, Алекс там не задохнётся? Воды отошли уже часов семь назад, как он там… – беспокоится котёнок. – А-а-а…

Глухой, но громкий стон прервал её вопрос, и тело Жанны выгнулось на столе от боли.

– Давай будем рожать уже. Как снова начнётся, тужься, моя хорошая… Вот сейчас, на счёт три.

И следующие три часа Жанна тужилась, мы тоже тужились вместе с ней. Но безрезультатно. А схватки теперь были чаще и гораздо, гораздо больнее. Вызывая у Жанны уже не стоны, а вскрики и рыдания. Да, она плакала, теряя последние силы, истощая свои и без того стремительно тающие жизненные ресурсы.

Я держал её за руку и понимал, что без посторонней помощи Жанна не родит.

– Я сделаю надрезы, – вдруг заявила Ба, и в руке её серебристо блеснул скальпель. – И кровь послужит смазкой, а дело пойдёт быстрее. Наверное, ребёнок крупный, папаша-то вон, бугай какой.

– Нет! – в истерике заорала Жанна, и тело её от всплеска эмоций вдруг смазалось по контуру радужным сиянием. – Макс!!! Не дай ей меня резать!!! Я сама, скажи ей, что сама! Мы сами! Да? Мы сами…

Жанна разрыдалась. Я посмотрел на Ба, очень прямо и настойчиво, и не отводил глаз, пока она не сдалась и не отложила скальпель.

– Не смей переворачиваться, Ажан, мы не знаем, как это скажется на ребёнке, – приказала Ба, и радужное сияние постепенно сошло на нет.

– Да помоги же ей, – прошептал Пат. – Помоги!

– Давай, любимая, – говорю своей малышке. – Давай, мы с тобой вместе.

И Жанна напрягается изо всех сил, а я отдаю ей, хочу, чтобы она жила, дышала, взяла у меня сил… хочу, чтобы у неё получилось. От неимоверного усилия тело её снова выгибается на столе, и кажется, что сейчас не выдержит позвоночник.

– Давай, Ажан, я уже вижу головку, – взволнованно говорит Ба. – Только не останавливайся сейчас, ты молодец, хорошая моя…

А Жанна кричит, она стискивает мои пальцы своей ручкой, почти ломая кости, и от этого нечеловеческого напряжения вдруг вспыхивает вся золотым светом, ярким и слепящим.

– Ещё немного, ну… Давай-давай-давай…

Только дыши, думаю я на пределе, живи, любимая, не уходи от нас. Я думаю так, так желаю, что мысли мои скоро можно будет трогать руками.

Почти исчезая в золотом сиянии, Жанна вырывает свою руку из моих пальцев и уже двумя руками вцепляется в упоры. Мне кажется, я слышу металлический скрип, стол начинает вибрировать и трястись. Жанна кричит страшным, натужным криком, снова выгибается, потом голова её закидывается назад, и тело обмякает.

– Мальчик, – удовлетворённо говорит Ба, и через секунду наш сын заявляет о себе громким, закатывающимся младенческим криком.