Соло

Странно это, бояться её потерять из-за ребёнка, о котором тогда и не задумывался, и не предполагал. Гляжу на неё и думаю об отце. Как он мог смотреть на меня и не думать каждый раз о том, что я убил женщину, которую он любил? Или, может, такова была его цель – ребёнок, а всё остальное побоку?

– Пат, – позвал я мысленно, осторожно забираясь за спину к Жанне, укладываясь и пряча лицо в волосах любимой. – Как мой отец, Маркус эс Соуло, оказался на Земле? Прибыл сюда в погоне за ребёнком чистой крови?

Пат, после нашего первого совместного опыта взаимодействия сегодня, тоже, как выжатый лимон. Приехал домой в своей миске крошечной голубой лужицей объёмом с горсть и без лишних разговоров уполз в телефон.

– Нет, это случайно получилось, он такого не планировал, – громко прошептал источник в моей голове. – Маркус желал исполнить долг Рода так, как он его себе представлял. Мечтал вернуть Соуло в мир живых, к власти во Вселенной. Именно это он сообщил мне, тайно придя за советом и напутствием.

– Почему тайно?

– Тогда уже считалось, что араты, не только Ваш Род, а все, исчезли, вымерли во Вселенной. Любой обнаруженный арат бесследно исчез бы в лабораториях Единого Совета. И Маркус мечтал вернуться громко и по праву, которое никто не сможет оспорить. Для этого, мой господин, он и проник на Землю – искал вход в Ору. Судя по всему, нашёл.

– Чего это ты опять завыкал? Я думал, мы договорились, – удивляюсь я.

– Вы больше не ребёнок, мой господин, сегодня Вы показали, что сила покорилась Вам. И пусть не всё пока проходит гладко, Вы станете величайшим из Рода, предки гордились бы Вами…

– Давай, завязывай, – прошу его, пока не приказываю. – Я, знаешь, тоже ценю то, что между нами возникло – наше равное, свободное общение, оно мне очень дорого и нужно. Зачем ему в Ору?

– Об Оре ходят легенды, что там беспрецедентное количество синей воды – целые реки, озёра, водопады. Многие пытались проникнуть в этот сказочный мир, чтобы решить свои проблемы или реализовать амбиции путём силы, считая, что обладание чрезмерным ресурсом сделает их сильнее… желаннее… свободнее. Мало кто понимает, что с ней, этой силой, делать дальше, но обрести её желали многие. А Маркус знал, у него был очень конкретный план. Вот только с Орой не всё просто, словно этот мир защищает себя и Вселенную от честолюбцев и дураков. Во всяком случае, никто пока не смог. И Ора и Вселенная всё также неизменны.

Жанна пошевелилась, попыталась перевернуться на спину и обнаружила меня рядом.

– Макс… – сказала она слабо. – А принеси мне чаю…

Осторожно перелезаю через неё, сажусь рядом и помогаю ей сесть, подаю чашку.

– Как хорошо, что не горячий, – шепчет она и откидывается обратно на кровать.

– Как ты себя чувствуешь? – у неё такое изнеможение впервые, и я начинаю всерьёз беспокоиться. Не стоило тащить её на стройку, ну, а как было оставить её дома? Ведь она так хотела поехать.

– Вроде лучше, – прошелестела Жанна сохнущими губами. – Ещё немного полежу…

Но на вид – нисколько не лучше, нездоровая бледность никуда не делась, щёки впали, да и вообще черты лица словно заострились. Неужели такое возможно просто от усталости?

– Малыш, как мне жаль… – шепчу и наклоняюсь над её лицом, прижимаюсь щекой к её щеке. Поднимаю голову и заглядываю в эти глаза, ставшие вдруг пронзительными и бездонно-мерцающими.

– Чего… жаль? – хрипло шепчет любимая.

– Я помню, ты говорила. Ты же не хотела этого ребёнка, не хотела детей… пока. А я…

– Я его хочу, очень хочу! Я его люблю уже, дурак! – сказала Жанна, устремив гневный прямой взгляд на меня. – Когда тебя не было, я так радовалась этой беременности, потому что так… так ты не ушёл совсем, ты оставил мне часть себя. Я тебя люблю, Макс… всегда буду любить.

Мне плакать хочется, когда она так со мной говорит. Как будто прощается. И я тоже хочу сказать ей, как сильно люблю, но не могу. Физически. Горло сдавило спазмом, в груди ломит, и я только могу наклониться и прижать её к себе, пропустив под плечи руки.

– Не жалей… не бойся. Может, наш сын важнее для Вселенной, чем даже ты… и, тем более, я… – продолжает шептать Жанна. – Да и ты не потеряешь меня. Просто прикажи мне жить. Прикажи дышать.

Она замолчала. Заснула? Я осторожно отстранился и заглянул в её лицо. Глаза у неё открыты, но смотрит она в никуда. Потом ресницы опустились, и я услышал глубокое ровное дыхание. Фух, пусть поспит.

Я осторожно поднялся и пошёл к Ба. Постучал и отворил дверь. В комнате стоит лёгкий запах хлорки, а Высшая заканчивает, судя по всему, уже не в первый раз, мыть полы. Да у неё и так везде стерильность, к чему эта чрезмерность?

– Она просыпалась? – спросила Ба, сдувая лезущую в глаза прядь волос. – Поесть не захотела?

– Просыпалась, но только попила, – отвечаю.

– Да, зря мы вытащили её сегодня, ой, зря-я-я, – запричитала бабка. – Ей ж ещё две недели ходить…

– А по-моему, всё чётко, – растерянно вспоминаю. Да, похоже, именно в этих числах одиннадцать месяцев назад мы в первый раз и… да-а… раньше-то не мог посчитать?

Ба выводит меня из комнаты, отправляет за дровами.