Соловей мой, соловей (СИ)

Андрей обернулся к ней, держа в руках черную египетскую вазу, которую вчера рисовала мама. Его глаза расширились, брови поползли вверх, рот чуть приоткрылся. Маша стояла соляным столпом и смотрела на того, о ком весь день пыталась вчера не думать и не вспоминать. Голос певицы все дрожал в заоблачных высотах, потом рухнул, сложив крылья, понесся к земле с немыслимым ускорением, перед самым ударом подхватив себя и продолжив романс.

Андрей чуть не выронил вазу, пальцы дрогнули, он поймал ее в последнюю секунду.

- Ах! - вскрикнула мама. - Напугал. Это же моя любимая ваза для натюрмортов, я ее с закрытыми глазами рисую в любой технике. Вот, Андрей, и именинница. Наша Маша. Смотри, какая красавица выросла.

Андрей вздохнул, приходя в себя, провел рукой по бритой голове, будто поправляя волосы, будто забыл, что их нет. Маша присела в механическом, вбитом годами гимназии и училища книксене.

- С днем рождения, Машенька, - сказал Андрей. У него был не такой низкий голос, как она ожидала, но приятный, глубокий.

- Спасибо... - Маша совершенно не собиралась называть его "дядей", и мысли заметались в попытке вспомнить отчество, - Андрей... Михайлович?

- Ну что же ты, можно же просто "дядя Андрей", - рассмеялась мама. Значит, Маша угадала.

- Андрей Михайлович - лучше, - быстро сказал Андрей. - Зоя, убрала бы ты свою ценную вазу подальше, я сегодня что-то неловок, не смахнуть бы в повороте.

- Открывай, Машенька, открывай же подарки, - мама убрала драгоценную вазу в секретер, сняла иглу с пластинки и захлопала в ладоши.

Маша обернулась на отца - он стоял в дверях, сложив руки на груди и тоже улыбался. Маша вспомнила, что ее любят, что у нее праздник.

- Спасибо, - сказала она, не глядя на "незнакомца", чтобы не отвлекаться от легких веселых мыслей.

- На здоровье, - тихо ответил он и замолчал, ничего не говорил, пока все, включая подошедшую Веру, радовались и хлопали, когда Маша распаковывала подарки.

Тяжелый рыжий с золотом шелковый шарф от мамы - "под волосы тебе, красавица моя" прошептала мама, целуя ее.

Толстенный том "Новый сенсационный роман. Итальянский разбойник Музолино" в тканевом синем переплете от Ленмихи, которая стояла в дверях за папой и смущенно покраснела, когда Маша набросилась на нее с поцелуями, благодарностями и уверениями, что об этом романе она где-то что-то очень хорошее слышала и непременно почитает. Ленмиха махнула рукой, поправила седую косу и ушла, довольная, на кухню, пообещав вот-вот подать чаю.

Серебряная перьевая ручка от Веры, которая все поглядывала то на Андрея, то на Машу, что очень раздражало и отвлекало. Не понимает, что ли, что не о чем смотреть?

- Будешь ею писать в дневник, - сказала Вера. - Про сердечные дела и души прекрасные порывы.

- Их нужно посвятить отчизне, - сказала ей Маша, почти сердито.

- Ну, можно и отчизне, - не стала спорить Вера и снова посмотрела на Андрея.

Маша не привыкла испытывать душевного смятения и сердечного беспокойства. Все в ее жизни всегда было спокойно и гладко. Поэтому сейчас трепет и возбуждение, все нарастая, внезапно довели ее до какой-то невидимой границы, за которой переродились в свою противоположность.

Она поняла, что за чувство испытывает в присутствии темноглазого незнакомца, оказавшегося дядей Андреем. Неприязнь, чистейшей воды инстинктивную неприязнь - она даже рассмеялась от облегчения, когда это осознала. Просто до этого ей люди, от которых ее бы до такой степени отталкивало, в жизни не попадались, вот она и растерялась. Хотя - была же вот Света Мурциева в гимназии, тоже друг друга терпеть не могли, и без всяких видимых причин. Хотя и не до такой степени, но было же!

Надо просто держаться друг от друга подальше, и все будет хорошо, а там он и уедет обратно в свой Лондон! Маша мельком взглянула на Андрея - он смотрел в окно, сжав губы в страдальческой гримасе. Конечно, ему было скучно.

Последний подарок был самым большим, упакованным в золоченую темно-красную бумагу. Маша подняла коробку, оказавшуюся неожиданно тяжелой. Посмотрела на папу, улыбавшегося во весь рот. Догадалась, даже вскрикнула в восторженном предвкушении. Порвала бумагу в клочья, нетерпеливо, бросая обрывки на пол.

Коробка была деревянная, лаковая, с вензелями и листочками. Внутри, на черном бархате, лежали два небольших револьвера с глубокими зигзагами насечки на барабане. Маша дотронулась до выемок на металле, как будто приласкала зигзаг. Подняла один - тяжеловат, но легче папиного нагана. Понюхала - она любила запах оружия.

Мама снисходительно кивала. Подарок как подарок, дорогой, необычный. Она не возражала, когда папа стал Машу учить стрелять и брать с собой на стрельбища и за город, лет с восьми. Для нее это было спортом - вот для лаун-тенниса или жё-де-пом нужны ракетка и мячик, для катания - коньки, для стрельбы - револьвер. Главное - направленное усилие и свежий воздух. И еще важно, чтобы получалось, а получалось у Маши великолепно.