Соловьиная песнь (СИ)

Потом, когда умер маленький братец, Кристофер, бледный и чахлый мальчик с невыразимо грустными зелеными глазами, ему на тот момент исполнилось три годика, Эштон стал еще больше посвящать в свои дела старшую и единственную дочь за неимением другого наследника. Эленор или Нора, как ласково ее называл муж, качала головой, наблюдая, как Мэри уезжает с отцом на деловые сделки, как беседует с ним, словно мужчина с мужчиной. Эштон замечал это недовольство, но урезонивал жену: «Дорогая, если я умру, если мы умрем, она не сможет распорядиться нажитым состоянием, зная только светский этикет. Она — наш наследник и, я думаю, другого не будет. Это совсем не помешает ей быть прекрасной очаровательной девушкой». Мать соглашалась с тяжёлым сердцем, в глубине души зная, что он говорит чистую правду.

А ведь все так и случилось, как предсказывал Эштон Грей. Удивительно, как рано и как нелепо они умерли. Мать унесла из жизни эпидемия тифа, а у отца просто остановилось сердце через несколько месяцев после гибели Норы. Нельзя было сказать, что именно смерть жены подкосила здоровье Эштона, ведь он всегда был болезненным. Этот долговязый мужчина лет сорока выглядел немного старше своих лет, и его темные волосы рано одолела седина. Сначала серебро на висках, которое помнила Мэри с детства, а затем и вся густая шапка волос стала пепельно-серой. Мэри осталась сиротой, похоронив еще молодых родителей.

Библиотека неизменно навевала мысли об отце, потому Мэри старалась брать нужные книги и уходить с ними в свою спальню, чтобы не предаваться унынию. Но в этот раз она решила остаться, присела за стол, бывший когда-то частью кабинета Эштона. Данте Алигьери. Божественная комедия в переводе. Мэри уже читала эту книгу, но она ей наскучила, как только дело дошло до рая. К тому же, перевод был весьма посредственный. Поэзию сложно передать другим языком, а итальянского Мэри, к сожалению, не знала.

«Блуд. Второй круг. Надеюсь, Дэвид попадет туда, если не дальше…» — размышляла девушка, не очень внимательно вчитываясь. Ее мысли все время отвлекались на что-то совершенно далекое от предмета рассуждений поэта. Прочитав полсотни страниц, она отложила книгу. Пылающая бездна, конечно, затягивает, но настала пора возвращаться к жизни.

До конца этого дня и в следующие несколько дней Мэри занималась маленькими, но важными делами, навестила агента, затем стряпчего, узнала подробности о состоянии своих финансов. Кризис, война, валюта теряет цену, все было просто из рук вон плохо. Мэри опасалась за свои вложения. Ей удалось погасить почти все кредиты, но доходы были слишком уж скромные. Содержание плантаций, на которых отказывались работать белые и даже черные, требовало непомерных расходов. Все страшились войны, а территория, находившаяся во владении Грей, как раз была почти на границе Севера и Юга, на оспариваемых территориях.

Прибыль с завода получить тоже не удавалось, большинство средств поглощало государство, прикрываясь обеспечением армии. Так оно в общем-то и было. Армию снабжали за счет встряски буржуазии, вынужденной подчиняться в нежелании быть порабощенными конфедератами. От этого, безусловно, страдала и Мэри, будучи прикрепленной к сему классу.

В Америке аристократы сливались с буржуа, образуя новое удивительное сообщество. Теперь уже непонятно было, кто стоит за штурвалом. Аристократы стремились примкнуть к новой волне капиталистов, не гнушаясь ничем ради денег, а бывшие торгаши и предприниматели были вхожи в гостиные уважаемых людей из старой знати. Деньги правили Америкой. Деньги правили миром. Мэри находилась в достаточно шатком положении. Ее капитал действительно висел на волоске.

И, как все люди, чье благосостояние претерпело убытки во время войны, она всей душой ненавидела противников, этих надменных южан. А южане ненавидели янки, задумавших освободить негров, на которых зиждилось их богатство. Именно кровью и потом черных добывался хлопок и другие посевные культуры. Мэри даже при всей своей нелюбви к президенту Линкольну, конечно, не могла не испытывать патриотично-северянских чувств относительно жителей южных штатов. Чувства эти были в основном выражены озлобленностью и крайним презрением.

Хотя, в сущности, ее взгляды во многом были похожи на взгляды южан. Причем сама она никогда не выезжала за пределы Нью-Йорка и управляла плантациями с расстояния при помощи третьих лиц. Она понимала, что многочисленные агенты наверняка чего-нибудь подворовывают, но скорее предпочитала закрывать глаза на проделки посредников, чем ехать самой в эту глушь, Миссури.

Итак, Мэри, как бывает свойственно молодым и немного ветреным людям, за несколько дней каких-никаких трудов и забот позабыла о недавних происшествиях, коснувшихся ее. Но это счастливое забвение длилось недолго.