Соловьиная песнь (СИ)

Но вот он встретил что-то новое, необыкновенное, желанное. Мэри показалась ему интересной еще тогда, при первой встрече, когда выдержала напор обвинений и заговорила, да каким тоном. Леди так не делают. Леди плюхаются в обморок при каждом удобном и неудобном случае. Она была молода, свежа, как весенний цветок. Билл второй раз за свою жизнь ощутил, что остро нуждается в том, чтобы облечь в форму свою своеобразную симпатию к человеку, сделать из объекта своей любви нечто невероятное, усовершенствовать в рамках собственного понимания прекрасного. Но если Дженни отчаянно нуждалась в его помощи в свое время, то Мэри отнюдь нет. Потому он по-честному предоставил ей выбор. И она, может быть, не особенно осознанно, выбрала его путь. Диковинный дуэт изощренной любви и почти отеческой заботы заиграл в нем, сливаясь в чудовищный оркестр с не менее странной какофонией чувств, руководившей маленькой Птичкой.

— Лучше, — парировала Мэри с мрачной отрешенностью. Ее вспышка гнева затухла так же быстро, как разожглась. — Он лицемер, иезуит, омерзительный человек. Я хочу его смерти! Но какая я все-таки дура. Это я во всем виновата. Но я не каюсь в грехе, жаль только, что мое доброе имя после этого будет похоронено. И отпевать его никто не будет, — хмыкнула девушка, снова устремив взгляд в непонятное далеко.

— Я так не думаю, — Билл подошел к кровати, положил руки девушке на плечи и посмотрел на нее сверху вниз. — Никто не будет знать, если ты не захочешь.

— Но как? Дэйзи могла побежать к констеблю…

— Зачем? Что могло случиться с леди, уехавшей к, скажем, соседям и оставшейся у них заночевать?

— Я раньше никогда… А, впрочем, и правда. За одну ночь Дэйзи вряд ли потеряла бы меня. Хотя, конечно, мое отсутствие выглядит очень подозрительно. И это… — она взглянула на низ сорочки, и уши ее покраснели.

— Девственность? — как ни в чем не бывало закончил фразу мужчина. — Ты собираешься выходить замуж?

— Нет! — вскрикнула Птичка, как будто услышала название какой-нибудь пытки. Железная дева, медный бык, испанский сапожок, замуж.

— Ну, вот и все. Ты, конечно, после этого никакая не леди, но кто ж об этом знает? Ты да я.

— Выходит, мне за это ничего не будет? — радостные огоньки заплясали в глазах у Мэри, мгновенно оживившейся. — А если повторить? — она звонко рассмеялась и, потеряв всякий стыд, руками обхватила шею Билла.

— Какая ненасытная, — ответил он и легонько укусил ее за мочку уха. Мэри продолжила глупо улыбаться, глядя на своего необычного избранника. Видимо, она никогда уже не будет прежней.

«Серо-зеленые», — наконец, довольная своим открытием, заключила девушка про себя. В рассветном освещении она могла ясно рассмотреть цвет живого глаза, да и весь облик Уильяма: длинные ресницы, высокий лоб, гладкая кожа, правильный, немного вытянутый овал лица с резко очерченными скулами. Он мог бы быть красивым, если бы это входило в его планы. Мэри прикидывала в голове, как мог бы выглядеть Билл без этих усов, с тщательно уложенными волосами, но потом решила для себя, что он нравится ей и таким. То, что казалось изъянами для других, стало особым шармом для нее. Как же слепы влюбленные.

И вот блудная дочь вернулась домой. На ее лице можно было бы прочитать «ни о чем не жалею», если бы кто-то достаточно хорошо разбирался в настроениях Мэри Грей. Дэйзи, при всем должном уважении к ней, была слишком глупа, чтобы видеть что-то сокрытое за словами. Для нее улыбка всегда была признаком счастья, а нахмуренные брови — недовольства. На этом ее весьма простые понятия о проявлении эмоций заканчивались. Негритянке никогда в сущности не хотелось вникать в то, что там думают другие, а тем более белые. Не ее это ума дело. Она, как и хозяйка, не одобряла поведение негров, разгуливавших по улице, точно порядочные господа, потому что считала себя и своих соотечественников недостойными стоять наравне с такими интеллигентными и красивыми людьми.

Бывшая няня была очень обеспокоена тем, что хозяйки не было дома, о чем поспешила доложить мисс, явившейся обратно в прекрасном настроении. Хозяйка этот лепет проигнорировала, и, обиженная откровенным равнодушием к своей персоне, Дэйзи не стала развивать разговор, который, в общем-то, получался односторонним.