Соловьиная песнь (СИ)

— Рад, что к тебе вернулся рассудок, но если ты беспокоишься за его паршивую душонку, она что так, что эдак отправится в ад. Да и вообще, по-моему, мертвым наплевать.

— Билл… Мне не по себе. Меня будут мучить кошмары, — Мэри поежилась.

— Ах, кошмары? Хорошо, Птичка, допустим, ты бы его не прибила. А что, если бы он решил достать тебя со второго раза? Или, может, связался бы с кем-нибудь, чтоб тебя ограбили, сожгли усадьбу или еще что-то в этом духе. Если бы он пережил свое наказание, то, готов поклясться, приложил бы все усилия, чтобы город узнал о твоих нежелательных связях с Коренными.

— И все же… — поколебалась Мэри, отводя взгляд. Вообще-то, звучало убедительно. Ей надо было услышать хоть какое-то оправдание своего деяния, чтобы успокоиться.

— К черту, — рыкнул мужчина, попивая виски. Он больше не предлагал Мэри, но девчонка так выразительно посмотрела на него, что, усмехнувшись, подлил ей еще.

— Для сна, — как бы оправдываясь, сказала она.

— Ну конечно, для сна. И где собираешься спать?

— Я бы… Но не будет ли слишком подозрительно, если в ночь убийства я буду не у себя? — Мэри сделала глоток и приподняла носик в брезгливой гримасе.

— Это тебе не вино, Птичка, смаковать не надо. Либо выпиваешь в один присест, либо вот так вот куксишься. Но этот урок на практике проверять не будем. С тебя довольно.

— Что это значит?! Ты мне не отец, Билл. Выпью, сколько захочу! — Мэри раскраснелась, выпивка начинала действовать. Потрясение, только-только пережитое ей, похоже, совершенно потерялось в памяти, а ведь сразу можно было подумать, что убийство до глубины души задело ее, сломило. Но малышка забыла о своем преступлении против человечества еще быстрее, чем забывает закаленный в боях бывалый солдат.

— Вот именно, что не отец. И не обязан потакать твоим прихотям. Помни, это моя бутылка.

— А вот сейчас будет моя! — игриво воскликнула Мэри и, резким движением поднявшись с кресла, взгромоздилась Биллу на колени, пытаясь забрать бутыль. Мужчина поднимал бутылку над головой, а она ерзала, как дитя, неуклюже хватая руками воздух, где только что была заветная добыча. Она смеялась, и Билл тоже рассмеялся, поддаваясь ее захмелевше-шальному настроению. Уж лучше так, чем унылые рассуждения о том, что труп надо бы закопать и о том, что у нее, видите ли, будут кошмары. Наконец она вцепилась в бутылку и удовлетворенно сверкнула глазками. Сущий ребенок. Но тогда Билл неожиданно вырвал сосуд и швырнул об стену. Мэри мгновенно перестала улыбаться.

— Что? Зачем? — она в изумлении приоткрыла рот, наблюдая, как по доскам, огибая осколки, течет виски. А ведь они не выпили и половину бутылки.

— С пола слизывать, надеюсь, не будешь? — с этими словами он повернул ее лицом к себе. — Я не спаиваю детей, Птичка. А ты уже неплохо разошлась, я вижу.

И тут Мэри боковым зрением увидела кое-что интересное, а именно — недавно налитую рюмку, стоявшую на столе рядом с креслом, на котором расположился Билл. Он поймал ее взгляд, и уголки рта девушки снова поползли наверх в нахальной усмешке. Но Билл был слишком ловок, через секунду содержимое сосуда уже вливалось внутрь него под недовольные писки Мэри. Стоило мужчине отнять ото рта рюмку, как Мэри жадно впилась в его губы крепким, волнующим поцелуем, наслаждаясь вкусом и ароматом виски, который, казалось, в эту минуту охватывал все вокруг. Весь мир вонял чертовым виски. Ей было даже немного больно, когда она испытывала на себе ответные ласки, жесткие, требовательные. Кажется, даже ощутила металлический вкус крови, но точно не знала, чьей, потому что и сама озверела под влиянием ударившего в голову спиртного и внезапной смены настроений. В таких напряжённых ситуациях людям свойственно бросаться из крайности в крайность, плакать, а затем смеяться, ненавидеть, а потом любить, и наоборот. Подобное явление особенно часто можно встретить на войне, когда люди живут с мыслью, что завтра могут умереть. Когда видят, как безжалостная гидра человеческой жестокости пожирает их товарищей, когда видят, как сами, опьяненные свободой, напитанные яростью, лишают кого-то жизни. Они непредсказуемы и по-своему безумны. Безумна была и Мэри, недавно погруженная в мысли о недавнем убийстве, сейчас ничуть ее не занимавшее.

— А теперь баиньки, — приказал Билл, отодвигая от себя распаленную Мэри. Волосы у нее были растрёпаны, а глаза лукаво блестели.

Девушка почувствовала, что в нее упирается нечто твердое и чуть сползла, точно собиралась уходить, но тут же вцепилась в пуговицы брюк.

— Вот ведь чертовка, — удивился Билл. — А ты точно недавно была девственницей?

— Самой девственной из всех девственниц, — ответила Мэри и цокнула языком, ловко орудуя руками, верша расправу над брюками, а затем панталонами.